Лариса Федорова - Не лги себе

— А тебе не скучно? — опять спросила она.

— Скучно, — односложно ответил Витя. Он не понимал, как можно спрашивать о таких ясных вещах, и перестал обращать на нее внимание. Теперь Катя наблюдала за его усилиями придать мачте вертикальное положение. Потом предложила носовой платок. Витя взял.

— Придется его гвоздиком приколотить. Ничего?

Катя разрешила.

— Что же вы мне голубя не привезли? — спросил вдруг мальчик. — Не догадались, да?

— В следующий раз обязательно привезу!

— Так, значит, вы еще к нам приедете?

— Но ведь нужно привезти тебе голубя, — нашлась Катя.

Мальчик улыбнулся. Он улыбнулся совсем как взрослый. И глаза у него были взрослые, серые, с холодком.

— Папа не оставлял записку?

— Оставлял. Вот…

Оказывается, записка все время была в его ладони, и Катя с трудом прочитала, что в море ей следует добираться при помощи дяди Кости. О содержании записки Витя, оказывается, знал.

— Поедете к нему, да? Он ждет вас, — добавил мальчик, глядя ей прямо в глаза. — Я бы тоже поехал, папа разрешил, но мне не хочется. Нынче они баркас поднимают, а потом сюда его притащат.

— Тебе правда не хочется? — низко нагнулась к нему Катя. — А то поедем со мной? Вдвоем как-то веселее.

Он упрямо мотнул головой.

— Нет, мне не хочется. Мы с тетей Настей за продуктами поедем. В горы, к знакомым. За брынзой и за яйцами. У них как раз собака ощенилась, так я щенка себе выберу. Папа мне разрешил. А вы обратитесь к дяде Косте. Он скоро хлеб повезет водолазам… Папа любит теплый хлеб.

— Но как же я найду дядю Костю?

— Во-он там, у причала, в желтой майке.

Дядя Костя восседал на корме лодки, как смуглый бог.

— Это вы дядя Костя? — робея, спросила Катя.

— Ну, я, — сказал грек и сплюнул в зеленую воду окурок.

— Мне нужно в море, к водолазам. Антон Петрович велел обратиться к вам. Вы хлеб туда повезете?

— Хлеб уже в лодке, — сказал Костя, показывая на небольшой деревянный ящик с кованой крышкой. — Вот сюда и садись, удобно будет.

Он так ухватился за весла, так заиграл каждым мускулом обнаженных рук, будто собирался доставить Катю к самому Нептуну. Покойная зеленая вода забурлила, запенилась за кормой, погнала на берег ленивую волну. Лодка стремительно вылетела через горловину, радостно взмахнула красными веслами-крыльями, словно ахнула при виде открытого моря. И понеслась. Крупная зыбь подхватила ее и начала шлепать по бокам. Катя инстинктивно ухватилась за борта.

— Сиди, сиди! — приказал грек.

Лицо его было залито солнцем. Он грудью налегал на весла и ритмично откидывался назад. А берег отплывал назад, тоже весь сверкающий и праздничный от солнца. Наконец Катя увидела подъемное судно. Квадратное и широкое, как противень, низко, но самые борта, сидело оно в воде. Из трюма доносится стук мотора. Толстый, туго натянутый трос наискосок уходил в глубину, как будто это была леса с наклевкой. Лодка чуть стукнулась носом в стальную обшивку судна, и Костя, сложив ладони рупором, гортанно крикнул.

Из кубрика вышел Антон Петрович.

— Вот «племянницу» свою привез, — сказал Костя. — Пришла к моей лодке, «дядю» спрашивает. Где тут, говорит, дядя Костя?

Стыдясь грека, который, впрочем, не смотрел на нее, и зажимая подол коленками, Катя взобралась на судно. К борту подошли еще три молодых рабочих.

— Смелее, девушка, смелее!

— Европа на быке! Эй, Костя, видел такую открытку? Как Европа на быке море переплывала.

— А при чем здесь бык? — обиженно спросил Костя. — Вот увезу сейчас хлеб обратно. Зубоскалы!

— Спасибо тебе, Костя, — просто поблагодарил Антон Петрович. — Приходи вечерком, посидим на веранде.

— Теперь вам не до меня будет!

Антон Петрович засмеялся, махнул ему рукой, и лодка вновь запрыгала по волнам — уже в обратный путь, в бухту.

— Ну вот, Катя, вы первая женщина, посетившая наше судно. Располагайтесь. Жаль, немного опоздали, водолазы уже поднялись.

На палубе валялись скафандры, шланги, все это остро пахло морем. Лебедка, у которой стоял голый до пояса загорелый парень, с усилием поворачивала огромную катушку, выбирая мокрый трос. Чувствовалось, что идет тяжелая работа.

— Я так рад, Катя. Я ждал все эти дни, хотя мы и условились о субботе. Почему вы не приехали раньше?

— Но вы же сказали в субботу. Я и раньше могла…

Он взял ее прохладные пальцы и приложил к своему разгоряченному лбу.

— Я думал о вас все эти дни. Откуда вы взялись, Катя?

Он был в синей рубахе, парусиновых брюках и сандалиях. Счастье светилось в его обычно холодноватых серых глазах.