Людмила Уварова - В каждую субботу, вечером

Я обычно с радостью ожидаю субботу, приход отца, и в то же время с горечью предчувствую конец встречи, когда отец взглянет на часы и поднимется со стула, — как конец всему хорошему, чего ждешь, что сбывается, но неминуемо уходит.

Наш отец рассеянный, очень забывчивый. Мама говорила о нем:

— Не от мира сего…

Никогда не знает, сколько у него денег, вечно теряет носовые платки и шариковые ручки, которые привозят ему коллеги из заграничных поездок, зная пристрастие отца к шариковым ручкам. Карманы его пиджака забиты блокнотами, записными книжками, просто листками бумаги, на которых он записывает нужные ему адреса и телефоны, рецепты новых лекарств и еще, как он выражается, мысли, внезапно приходящие в голову.

Однажды он потерял у нас одну из своих записных книжек, и я, каюсь, перечитал все страницы, с начала до конца, и узнал мысли, которые внезапно приходят ему в голову:

«Говорят, в Ментоне это пробуют лечить. Поговорить в министерстве!» «Обязательно побывать в институте неврологии, проконсультироваться с Тарпаняном». И так далее.

Я знаю — это все обо мне. Прошлой зимой я был в альпинистском походе в Нальчике. Все было как надо, но на обратном пути оборвалась веревка.

С тех пор я лежу. Сперва лежал в больнице, потом в научно-исследовательском институте. А теперь лежу дома, в постели.

Нет на всем свете такого средства, которое могло бы оживить мой позвоночник. Отец утешает меня, говорит, что наука движется вперед, я молод, я дождусь и меня непременно вылечат. Верит ли сам отец тому, что говорит?

Алеша, по-моему, не верит. Мой брат, хотя ему скоро четырнадцать, вполне самостоятелен, всегда знает, чего хочет, и никогда не лжет.

Как-то, когда отец ушел, Алеша сказал:

— Мы, мужчины, должны смотреть правде в глаза.

— Само собой, — подтвердил я.

— Так вот, — продолжал Алеша. — Как бы там ни было, я тебя никогда не брошу.

В словах этих мне послышался некоторый упрек отцу. Но я не согласен с Алешей.

Он еще слишком мал, чтобы судить взрослого мужчину. Несмотря на то, что я не могу забыть маму и никогда не забуду, я понимаю отца.

Они работают вместе, в одной больнице. Она — врач-терапевт.

Когда я ее увидел, то едва сумел скрыть свое удивление — до того показалась мне некрасивой, невзрачной: худенькая, щуплая, коротко, под мальчика, стриженная. Мама была необыкновенно привлекательной, даже красивой — яркие синие глаза, тяжелые волосы.

Но эта, видать, умная, цепкая. И что меня с ней окончательно примиряет — любит отца. Когда ее маленькие быстрые глаза смотрят на него, они теплеют и становятся добрее, мягче.

Она у нас была всего лишь один раз, потому что Алеша так прямо и заявил отцу, что не хочет ее видеть. Отец расстроился, запинаясь, стал выговаривать Алеше, что так нехорошо, что это его очень огорчает, но Алеша не стал ничего больше слушать и вышел из комнаты. Я сказал отцу:

— Ничего, я его обломаю. Вот увидишь, они еще подружатся.

— Нет, — сказал отец, — они не подружатся. Я Алешу знаю, характер — железо!

Я люблю Алешу еще и потому, что мама любила его больше всех. Еще тогда, когда Алеши не было и он лишь должен был появиться, она придумала себе его, начиная с имени — ей нравилось имя «Алеша» — и кончая внешностью. Мама говорила:

— Хочу, чтобы сын у меня был высокий, сероглазый, с темными волосами и чтобы у него были большие, красивые, ловкие руки.

И Алеша удался точно таким — сероглазый, темноволосый, ростом вот-вот догонит меня, и руки у него самые что ни на есть ловкие.

Он лучший ученик класса, а потому и занят больше всех остальных учеников. Ему постоянно приходится оставаться в школе после уроков, помогать отстающим. И еще он занимается в техническом кружке. Очень хочет построить сани с мотором, чтобы бегали быстрее машины. Но из-за меня он нередко пропускает занятия в своем кружке. Я ругаюсь, но он стоит на своем:

— Тебе одному скучно…

Он не прав. Я не так уж много времени бываю один. Когда Алеша в школе, к нам приходит помогать по хозяйству соседка — пенсионерка с пятого этажа, Полина Петровна, дама хозяйственная, но чрезмерно говорливая.

Пока приготовит обед и уберется в комнате, успеет выложить мне свои впечатления о жильцах, населяющих дом, и попутно еще расскажет о текущих политических событиях.

Ко мне заходят товарищи по институту, приносят конспекты, учебники — я ведь и теперь продолжаю учиться. И педагоги будут этой весной принимать у меня дома экзамены совершенно так же, как принимали бы в институте, без всяких поблажек и скидок.