Людмила Уварова - В каждую субботу, вечером

Работала Асмик, как обычно, без спешки. Поверх белой марли, прикрывавшей лицо, сверкали ее глаза, и, повинуясь глазам Асмик, понимая каждый ее взгляд, операционная сестра быстро и точно подавала ей то скальпель, то кровоостанавливающие зажимы.

У молодой женщины было великолепное тело — белое, упругое, с превосходной мускулатурой, с хорошо развитым брюшным прессом: просто обидно было уродовать такой скульптурный живот продольным швом, и Асмик постаралась — сделала косметический шов, тонкий и ровный, который со временем станет совсем незаметным, — по Пфаненштилю.

Это заняло больше времени, зато когда-нибудь молодая женщина вспомнит ее добрым словом за такой шов…

Асмик стояла у раковины, сняв перчатки, мыла руки и напевала что-то веселое: сама собой была довольна.

В больнице про нее говорили: она умирает и выздоравливает с каждым своим больным. И сама Асмик считала — точнее не скажешь!

Она натянула сползшую простыню, провела холодной от умывания рукой по горячему лбу женщины.

Вот бедняга, надо же так, перекрут кисты, а тут еще корми ребенка!

В коридоре, у окна, лежала Фомичева, старая работница с шелкоткацкой фабрики, высохшая и желтая, словно ветка осенью.

Асмик присела на ее кровать, взяла в обе ладони легкую, как палочка, руку. Посмотрела в серые, полузакрытые глаза.

Грудь Фомичевой — на ней можно было пересчитать все ребра — тяжело вздымалась, в горле все время что-то клокотало.

Мимо пробежала сестра, бросила жалостно через плечо:

— Все еще мучается!

— Подожди, — остановила ее Асмик. — Дай понтапон.

Фомичева что-то пролепетала. Асмик склонилась низко к ее губам.

— Все, — услышала Асмик. — Все, все…

— Ничего не все, — сказала Асмик. — Тоже мне выдумала, все. Сейчас заснешь, долго будешь спать, а проснешься, мы тебе апельсин дадим. Хочешь апельсин?

— Хочу, — прошелестела Фомичева. Слабое подобие улыбки мелькнуло на ее костлявом, обтянутом кожей лице.

Сестра взяла руку Фомичевой, отыскивая место, куда бы уколоть. Сомневаясь, покачала головой:

— Все исколото.

— Найдешь, — сказала Асмик.

Она не отошла от Фомичевой, пока та не заснула. Дыхание стало ровнее, но в горле все время что-то клокотало, будто там билась, не утихая, раненная насмерть птица.

— До чего мучается, бедная, — сердобольно сказала сестра. — Хоть бы скорее уж…

Асмик сверкнула на нее черным глазом:

— Это не твое дело!

В восемь утра кончилось дежурство Асмик. Она составила рапортичку — отчет о прошедшей ночи, потом отправилась в кабинет заведующего отделением: там происходила обычная утренняя конференция врачей.

Потом ее вызвали в местком, попросили поехать в Мытищинскую больницу сделать доклад о современных методах хирургии.

— Хорошо, — согласилась Асмик. — Когда надо ехать?

— Вас ждут к трем часам, — сказали ей.

— Тогда у меня еще уйма времени, — обрадовалась Асмик. — Успею хорошенько выспаться!

Внизу гардеробщик Василий Тимофеевич, которого все запросто звали дядя Вася, с поклоном подал ей пальто.

— Вроде нынче не ваше дежурство, Асмик Арутюновна…

— Ну и что с того? — спросила Асмик.

— Не иначе опять за кого-нибудь стараетесь, — сказал дядя Вася. — А люди вашей простотой на свой лад пользуются.

Асмик хотелось спать, но в больнице был установлен свой ритуал — хотя бы пять минут побеседовать с дядей Васей.

Дядя Вася преклонялся перед медициной и, может быть, потому любил всех врачей. Всех до одного. Но больше всех любил Асмик.

Каждый раз он уверял ее:

— До чего же вы на мою покойную жену схожи!

— Такая же толстая была? — посмеивалась Асмик.

— Такая же душевная, — серьезно отвечал дядя Вася, дипломатично обходя вопрос наружности.

И на этот раз Асмик, хотя и спешила домой, не могла не остановиться, не поговорить с дядей Васей о трудностях жизни, о всевозможных сложных болезнях и, само собой, о проделанной ночью операции.

Подошел Володя Горностаев, спросил:

— Вы домой?

— Пожалуй, — ответила Асмик и зевнула: очень хотелось спать.

— Сейчас оденусь, пойдем вместе, — сказал Володя.

Он надевал пальто, а дядя Вася, неодобрительно проводив его взглядом, шепнул Асмик:

— Вы, говорят, больную у него выходили?

Асмик протянула ему руку:

— Будьте здоровы…

Володя вышел вслед за ней.

— Почему вы не попрощались с ним? — спросила Асмик.

— С кем? — невнимательно спросил Володя.

— С дядей Васей.

Он пренебрежительно поднял брови.