Людмила Уварова - Сын капитана Алексича

Когда Женя увидела сад, и яблоки на деревьях, и деловитых пчел, завистливо жужжащих над деревьями, она вдруг запрыгала, захлопала в ладоши.

Брат насмешливо расхохотался.

— С ума сошла!

А она, не отвечая ему, все прыгала, пела во весь голос, преисполненная радости жизни, острого и внезапного, как солнечный удар, удивления перед ее многообразием, неожиданным, неиссякаемым, щедрым богатством.

Мать оставила их в деревне и через два дня уехала, — ей дали отпуск только на три дня, и она боялась опоздать.

— Будем теперь втроях домовничать, — сказала бабушка.

Она была высокой, с гладким, без единой морщинки лицом и темными волосами. Совсем не похожа на бабушку.

Одевалась по-городскому — в темной юбке, в белой, сурового полотна кофте.

Только говорила непривычно для Жени, в Москве так не говорили: втроях вместо втроем, вихотка вместо мочалка…

Иногда к вечеру неожиданно объявляла:

— Что-то я нынче какая-то тусменная…

Это означало, что ей нездоровится.

В сны она не верила, а примет держалась крепко.

— Паука убить — сорок грехов простится…

Женя старательно искала пауков, а найдя, звала брата:

— Убей.

Потом подсчитывала, сколько у нее грехов? Сколько ни считала, до сорока было далеко. Хотя как считать…

Однажды брат принес из лесу ежа. Еж был препотешный — маленький, колючий комок катался из угла в угол.

— Назовем его Тришкой, — сказала Женя.

А бабушка увидела, замахала руками:

— Убери немедля! Это самая худая примета — еж в доме!

Они положили его в корзину, отнесли обратно в лес.

— Несознательная она у нас, — сказал Жене брат, — сразу видно, что никогда не была в пионерском отряде…

Женя молчала, шмыгала носом. Очень жаль было отпускать ежа. Она к нему успела за несколько часов привыкнуть. И потом, неужели принести ежа в дом означает что-то плохое?

Поначалу бабушка казалась ей доброй, немного слезливой. Иногда, глядя на Колю, Жениного брата, неожиданно принималась плакать.

— Весь как есть в отца…

Отец Жени и Коли давно уже не жил с ними. Он оставил семью, когда Жене не было и трех лет, жил где-то далеко на севере и не давал о себе знать ни бывшей семье, ни матери.

Бабушка говорила:

— Я от него что ни день весточку жду, ровно ворон крылушка…

Жене было жаль бабушку. Она представляла себе, как тоскливо ей будет одной зимой, в пустом и тихом доме.

— Возьмем ее с собой в Москву, — сказала она брату.

— Возьмем, — согласился брат.

Колхозные ребята подружились с ними. Вместе ходили в лес, на речку. Женя и Коля звали их к себе, они отказывались.

— Старуха заругает…

Они не любили бабушку, называли ее ведьмой, сквалыгой, старой скрягой.

— Снегу зимой дать и то пожалеет, — говорили они.

Женя дивилась. Как это можно снег жалеть? Он же ничейный!

— Она за яблочки свои трясется, — говорили ребята. — Жадюга…

Бабушка и впрямь не спала ночи, обходила сад, сторожила свои яблоки.

— Не углядишь — все оборвут, и листика не оставят, — говорила она.

— У вас же много, — замечала Женя. — Вон сколько…

Бабушка плевала через левое плечо.

— Сплюнь три раза, чтобы не сглазить.

Было в саду одно дерево, бабушка говорила:

— Такой яблони во всем районе не найти!

Яблоки на нем были маленькие, краснобокие и, по словам бабушки, очень сладкие.

— Китайка, лучше не бывает, — хвалилась бабушка.

Однажды, когда бабушки не было дома, Женя влезла на дерево и нарвала китайских яблок — полный подол. Хотелось угостить новых друзей, да и самой попробовать, что это за такие невиданные китайские яблочки?

Бабушка все сулилась — отведаешь осенью, но до осени еще сколько ждать…

Женя не успела выбежать за калитку, как навстречу попалась бабушка.

Только глянула на нее — все сразу поняла.

— Это еще что надумала?

Женя стояла, прижимая к себе подол, опустив голову.

Гладкое бабушкино лицо покраснело, губы стали тонкими, как ниточки. Сильными цепкими пальцами она больно схватила Женино плечо, повернула к дому.

— Бесстыдница, а ну домой! Я сейчас с тобой по-свойски погуторю!

Женя вывернулась из ее рук, отпустила подол. Яблоки посыпались на землю, раскатились в разные стороны.

Бабушка, словно коршун, кинулась их поднимать.

— Бессовестная, — приговаривала она, собирая яблоки. — Ты сперва свое заводи, а потом хозяйствуй. Ишь, на чужое роток разинула!

И тогда Женя, заложив руки за спину, очень тихо сказала ей:

— Я у вас больше не останусь.