— Тсс! — прошипел мужчина в кузове, поднимая руку.
Макс смотрел на них и думал. Затем медленно кивнул.
— Вы нашли хлебный поезд.
— Послушай меня, сынок, не стоит тебе попусту рот разевать. — Бородач протянул Максу буханку хлеба. — Возьми и как следует набей желудок. Свободное государство отблагодарит тебя и почтит, до этого осталось не так уж много недель.
Макс протянул руку за буханкой.
— Я с вами, всей душой с вами. Я буду бороться наравне с вами, голыми руками, но я должен позаботиться о доме, где живут мои полоумные старухи.
Мужчина протянул руку из кабины и взъерошил Максу волосы.
— Единственное, что я могу посоветовать тебе, — собирайся в дорогу. Гнезвары нацелились на эти места, и их не разубедить. И должен сказать, что, исходя из общей картины, нам придется позволить им взять эту территорию.
Макс нахмурился. Он кивнул про себя и поднял глаза.
— Последний вопрос: вы оставили хлебный вагон на разъезде?
— Вагон лежит на боку. Там есть железо, которое тебе может пригодиться, но ничего по-настоящему стоящего — цепи и шланги мы забрали.
— А сторож вас там видел?
— Да, — ухмыльнулся мужик из кузова. — Вот он.
Мужчины подняли ружья в воздух и указали на сторожа с кропоткинского поезда, который выбросил руку в приветственном жесте.
После встречи с солдатами Максу полегчало. Глядя, как грузовик уезжает, он чувствовал странный эмоциональный подъем. Обладая важной информацией, зная, что времени оставалось все меньше и меньше, Макс понес буханку хлеба домой. Сожаления по поводу трактора были сейчас намного слабее, и он решил, что по пути ни кусочка не откусит от буханки, а предоставит право первого куска старухам, чтобы утешить их, пока он будет рассказывать им грустные новости о злодее Пилозанове и его дьявольской выходке. Несмотря на голод, он не тронет буханку.
Он держался двести метров, после чего тяжесть хлеба под мышкой стала невыносимой. И вообще, кто сказал, что ему досталась целая буханка? Сколько принесет, столько и ладно. Им вообще повезло, что у них будет хлеб, не говоря уже о том, что они получат его на день раньше всех остальных в районе. В знак уважения и своего горького сожаления, он отломит себе кусок руками, а не откусит. И он это сделал, отламывая кусок за куском и засовывая в рот, пытаясь набрать хоть немного слюны, чтобы было легче глотать.
Он тщательно прожевал последний кусок, прежде чем завернуть за угол лачуги. Киски не было на привычном наблюдательном посту, и о его приближении никто не возвестил. Он подошел к двери, шумно поскреб подошвы о ступеньку и шагнул внутрь.
Ирина и Ольга смотрели на него. Их глаза сузились.
— Очень тихий трактор, — сказал Григорий, выходя из тени с ружьем. — Ты его, наверное, руками дотолкал.
Макс замер на пороге. Глаза матери пронзали его насквозь.
— И хлеб приволок, — нахмурился Григорий.
— На разъезде была битва, — сказал Макс. — Гнезвары взяли весь хлеб. Миша Букинов погиб, пытаясь защитить груз.
— Что это? — спросил Абакумов, кивая в сторону задней комнаты.
— Это телефон пытается звонить, — ответила Любовь. — Иногда он так расходится, что его даже слышно.
— Интересно, у вас, оказывается, даже телефон есть.
Любовь закатила глаза, отступая к двери.
— Инспектор, только вы думаете, что здесь одни горы. Иблильск был процветающим городом целых сто лет до вашего приезда.
Она открыла ящик, в котором стоял телефон, и подняла трубку.
— Это Людмила Иванова, у меня к вам важное дело.
— Значит, ты еще живая, — сказала Любовь. — Надеюсь, дело у тебя и правда срочное. Надеюсь, ты не шатаешься по барам Заветного, ведя распрекрасную жизнь, пока мы тут страдаем от всевозможных напастей.
— Слушай внимательно, и не надо мне тут трындеть: я не могу долго говорить, но ты должна знать, что сегодня с хлебным поездом придет письмо моей матери. В нем — важный документ.
— И сколько их там, документов, потому что их потребуется куда как много после бардака, который ты здесь оставила.
— Ладно, давай забудем все обиды, потому что я дам тебе сто рублей за доставку письма.
— Ха, и ты думаешь, что я поползу в такую даль ради сотни рублей?
— Да, я так думаю, потому что знаю, что ты пошлешь за ним своего сына-идиота.
— Не смей его так называть!
— Вторая часть моего сообщения такова: скажи моим старухам, что я в порядке и скоро смогу им помочь. А тебе я должна сказать, со всем теплом, которое могу из себя выдавить, что надеюсь на доставку письма и, заметь, быструю доставку за те деньги, которые я плачу. Деньги отдаст тебе мать, когда вскроет письмо. В противном случае я приеду завтра же и устрою тебе такую веселую жизнь, что все прошлые беды тебе праздником покажутся.
Читать дальше