– Что ты делаешь? – всполошилась жена дровосека, видя, что муж взял сверток и пошел к двери.
– Отнесу его назад и положу у железнодорожных путей.
Бедная жена дровосека кинулась на мужа как фурия, пытаясь вырвать у него свой маленький товар. Он держал его крепко, и тогда она загородила ему дорогу и громко сказала:
– Только попробуй, дровосек, тебе придется бросить вместе с ней меня под колеса поезда, и боги, все боги, какие только есть на свете, боги небес, природы, солнца и поезда, не оставят тебя в покое, куда бы ты ни пошел! Что бы ты ни сделал! Ты будешь проклят во веки веков!
Бедный дровосек остановился, заколебался. Он отдал жене «маленький товар», который лучше будет теперь называть «товарной единичкой», коль скоро естество его было явлено, и естество это, бесспорно, женское.
И вот товарная единичка, переходя из рук в руки под брань и крики в пылу ссоры, вдруг тоненько запищала, как пищит тысяча труб, если их закупорить.
Бедный дровосек, который никогда не был большим любителем музыки, тотчас заткнул уши и завопил:
– Ладно! Ладно! Пусть будет так, и пусть все беды, которые ты навлечешь на наш дом, будут твоими бедами!
И жена дровосека, прижимая к сердцу свою товарную единичку, отвечала:
– Счастьем моим она будет, и твоим тоже.
– Благодарю покорно! Оставь это счастье себе! На здоровье! Но знай, что я не желаю ни слышать ее, ни видеть, никогда! Ступай, положи ее в дровяной сарай! Да пусть помалкивает, заруби это себе на носу!
И бедная жена дровосека, укачивая свою товарную единичку, ушла в пустой дровяной сарай, решив отныне там и жить с ребенком, которого послали ей боги, чтобы было кого любить. Бедный дровосек вошел за ней следом и бросил ей медвежью шкуру, со всех сторон изгрызенную мышами.
– Держи! Не хватало еще тебе простудиться насмерть!
– Боги меня хранят, – отвечала жена дровосека.
Ребенок между тем еще плакал в полусне.
Бедный дровосек приказал, выходя:
– Пусть она замолчит! Не то…
Жена дровосека опять стала укачивать малютку, крепко прижимая ее к себе и покрывая лобик ласковыми поцелуями. Так они и уснули обе. Воцарилась тишина, нарушаемая только мрачным храпом из носа бедного дровосека и умиротворенными вздохами товарной единички, дара Божьего, звучавшими в унисон умильным вздохам ее новой любящей мамы, пока обе мирно спали под медвежьей шкурой, изгрызенной мышами.
Товарный поезд, занесенный в бюрократию смерти как состав под номером 49, отправился из Бобиньи-Гар близ Дранси-Сен 2 марта 1943 года и 5 марта прибыл на конечную станцию, в сердце ада.
Выгрузив из вагонов партию бывших портных, мужских, дамских и детских, живых и мертвых, вместе с их родней, близкой и дальней, а также их клиентов и их поставщиков, не забыть бы еще для верующих их служителей культа, а для калек, стариков, больных и немощных – их семейных врачей, – так вот, выгрузив их всех, бывший состав под номером 49, которому, очевидно, не терпелось стать составом под номером 50 или 51, немедленно отправился в обратный путь.
Жена дровосека не видела, как он проехал порожняком в обратную сторону, всецело поглощенная своей новой ролью матери семейства.
Не видела она и состава под номером 50, да и всех следующих составов.
После приемки товара следовало немедля приступить к его сортировке. Опытные сортировщики, все как один дипломированные доктора, после осмотра отобрали лишь десять процентов партии. Сотню голов из тысячи. Остальные же – брак, старики, мужчины, женщины, дети, инвалиды – после обработки растаяли под вечер дымом в бескрайней глубине негостеприимного неба Польши.
Так Дина, именуемая Дианой во временных бумагах, и ее новенькие метрики, и ее ребенок Анри, младенец, брат-близнец Розы, обрели невесомость в лимбе рая, уготованного невинным душам.
Во многих сказках – а у нас с вами сказка – обязательно есть лес. А в чаще этого леса непременно есть самая густая чащоба, куда и пробраться-то трудно, девственное тайное место, защищенное от чужаков деревьями и кустами. Место уединенное, куда ни человек, ни зверь, ни бог не проникнет без трепета. Вот и в том большом лесу, в котором худо-бедно выживают дровосек с женой, есть такое место, где деревья растут чаще и гуще. Место, которого не смеет коснуться топор дровосека и где не найти ни одной тропки. Чащоба, куда можно пробраться только тайком. Детей, конечно, нельзя туда пускать. И даже родители боятся забрести туда и заблудиться.
Читать дальше