Аврора Гитри - Татуированные души

— А ты? У тебя есть семья? — спрашивает она, когда я включаю воду.

Моя рука застывает от ее вопроса, глаза не отрываются от тонкой струйки воды, текущей на стаканы. Я ищу ответ в глубинах памяти, среди темных, как безлунная ночь, воспоминаний о криках и ударах. Есть ли у меня семья? Ответ приходит сам собой, хотя я и произношу его очень тихо:

— Нет. Моя семья — это Нет.

— Да, я заметила, что вы очень близки. Она, кстати, сейчас приходила. Просила передать тебе, что, наверное, сегодня домой не придет. Она ушла со следующим клиентом. Не знаю, как она…

Сердце мое сжимается, глаза застилает туман. Плеск воды, заполняющей таз, кажется оглушительным грохотом. Грохотом водопада, в котором я тону. Я опускаю плечи. Внутренний дворик за секунду превращается в театр, где разыгрывается пьеса моих самых страшных кошмаров.

Потом я вспоминаю, что на меня смотрит застывшая, онемевшая от моей неожиданной бледности девушка, и беру себя в руки. Я быстро выключаю кран, чтобы прекратить шум, закрываю глаза, пытаясь прогнать темные картины, заполонившие мой разум, и, глубоко вздохнув, задаю бессмысленный вопрос, ответ на который мне уже известен:

— А он какой был из себя, этот клиент?

Милая Кеоу подходит ко мне, словно хочет защитить меня своим хрупким телом. Мы с ней сейчас одного роста, хотя она стоит, а я сижу на маленьком смешном табурете, но при этом она кажется мне сильной и грозной. А я, в этой похожей на тюрьму бетонной клетке, кажусь себе уязвимой и беспомощной. Она кладет мне на плечо руку, легкую и свежую, как утренний ветерок. И говорит чарующим голосом, напоминающим голос певицы, выплескивающей свое отчаяние в музыке:

— Тот, что вчера приходил. Красивый таец в черном костюме.

Ноябрь 2006 года

Вот уже восемь дней он не выходил на улицу, почти ничего не ел, практически не спал. Он посвятил себя девочке, мечущейся в бреду в его гостиной.

В первый день, помыв ее и дав ей попить, он заметил, что конечности наркоманки начали шевелиться. Ее синее лицо сделалось просто бледным, кровь выступила из ранок на потрескавшихся губах. Она уже не казалась умирающей. Она казалась всего лишь больной. Но в сознание не приходила. Закатившиеся глаза смотрели внутрь себя, словно растерявшись от слишком большой дозы, которую она себе в последний раз вколола.

Утром второго дня к ней вернулась речь. Она принялась бормотать что-то нечленораздельное. Человек в маске пытался подойти поближе, прижать ухо к ее губам, чтобы лучше понять то, что она не могла выговорить. Но это был язык агонии. Ее трясла лихорадка. Вокруг нее образовалось прозрачное облако жара. Едкое, обжигающее облако. Ей надо было помочь, надо было вернуть ее телу нормальную температуру. Человек в маске окунул тряпку в холодную воду и положил на ее пылающий лоб. Потом приготовил чай. Как и в первый вечер, он помог ей пить, терпеливо ожидая, пока горло девочки согласится принять настой. Лекарство вернуло ей зрение. Она недоуменно разглядывала склонившуюся над ней маску.

Затем отвар разбудил ее тело. Его начали сотрясать конвульсии, все более сильные, все более частые. Человек в маске был вынужден даже, оставив кружку, держать ее за ноги и за руки. Ее конечности сотрясались, вызывая рвоту, чудовищные спазмы. Она была похожа на судно, застигнутое бурей, терзаемое огромными волнами. Человек в маске сжимал ее предплечье, спасая от кораблекрушения. Он принес таз, он шлепал ее по костлявой спине, стискивал ей руку, напоминая о своем присутствии. Он бормотал ободряющие слова, обещал, что она выздоровеет, что он ей поможет, сам удивляясь страсти, которую вкладывал в свои уверения. К вечеру, словно приближение ночи и исчезновение солнца даровали ей освобождение, девочка заснула. Примерно на полчаса. Как раз на время, позволившее ему снять маску и дать отдохнуть лицу. Потом война возобновилась. Наркоманка пришла в себя. Она приподнялась, истекая потом, с умоляющим взглядом. Увидев ее выражение лица, он понял, что начинается новая борьба, еще более тяжкая.

— Вы… вы мне поможете, не правда ли? — прошептала она.

Он кивнул и, не говоря ни слова, пошел к плитке заваривать чай.

— Вы можете дать мне немного денег? Я вам верну.

Человек в маске закрыл глаза и глубоко вздохнул, собирая силы для сопротивления:

— У меня нет денег. Ты сама видишь. Оглянись вокруг.

Девочка обшарила взглядом комнату, выискивая ценный предмет, украшение, картину… что-нибудь, что могло бы опровергнуть слова хозяина дома. Но увидела только следы черных пальцев, обшарпанный пол, немногочисленные кухонные принадлежности. Она испустила долгий стон, который постепенно превратился в мольбу.