Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

– Существует пятьдесят периодов одного оттенка голубого фарфора, мистер Каупервуд, – сообщил ему Грэй. – Есть также как минимум семь разных школ плетения ковров: персидский, армянский, арабский, фламандский, современный польский, венгерский и так далее. Если вы когда-нибудь займетесь этим, будет более чем достойно собрать полную, то есть представительную, коллекцию одного или всех направлений. Они прекрасны. Я видел некоторые из них, а о других лишь читал.

– Вы еще сделаете из меня преданного адепта, Флетчер, – ответил Каупервуд. – Либо вы, либо искусство станет причиной моего банкротства. Я по своему характеру склонен к подобным вещам и думаю, что между вами, Элсуортом и Гордоном Стрэйком, – он имел в виду другого молодого человека, ревностного ценителя живописи, – именно вы довершите мое падение. У Стрэйка есть превосходная идея. Он хочет, чтобы я немедленно приступил к делу, а под «немедленно» имеется в виду «надлежащим образом», – вставил он, – и приобрел доступные образцы немногих редких вещей каждой школы или художественного направления, которые будут достойно иллюстрировать каждый из них. Он утверждает, что великие полотна будут расти в цене и что те вещи, которые я сейчас могу приобрести за несколько сотен долларов, впоследствии будут стоить миллионы. Но он не хочет, чтобы я утруждал себя американской живописью.

– Он прав! – воскликнул Грэй. – Хотя для моего дела нехорошо хвалить других дельцов от искусства. Но это обойдется очень дорого.

– Не так уж дорого. По крайней мере, не все сразу. Разумеется, на это дело уйдут годы. Стрэйк считает, что некоторые превосходные образцы разных направлений можно приобрести уже сейчас, а потом заменить, если на рынке появится что-нибудь получше.

Несмотря на внешнюю безмятежность, его ум был проникнут духом грандиозного искания. С самого начала богатство казалось единственной целью, к которой впоследствии добавилась женская красота. А теперь искусство ради искусства – первые розовые проблески рассвета – начало озарять его душу, и он стал понимать, что женскую красоту необходимо дополнять красотой жизни, красотой материального фона, и что единственным фоном для великой красоты было великое искусство. Эта девушка, Эйлин Батлер, несмотря на свою необузданную молодость и энергию, создавала у него ощущение достоинства и потребность в прекрасном, которую он до такой степени еще не испытывал раньше. Невозможно описать тонкие реакции одного характера на другой, ибо никто не знает, насколько мы зависим от вещей, которые привлекают нас. Такая любовная связь, как у них, лишь немногим отличалась от капли краски, распущенной в стакане чистой воды, или от химического реагента, взаимодействующего со сложным соединением.

Иными словами, несмотря на свою грубоватость, Эйлин Батлер была самостоятельной действующей силой. Ее натура, протестовавшая против стесненных условий, в которых она оказалась, была почти иррационально честолюбивой. Стоит лишь подумать, как долго, будучи рожденной в семье Батлеров, она была жертвой банальных условностей и обстоятельств, в то время как теперь, благодаря связи с Каупервудом и подчинению его превосходному интеллекту и финансовому положению, она узнавала многие удивительные вещи о светском обществе и рафинированном образе жизни, о которых раньше не подозревала. Можно представить ее восторг при мысли о будущей карьере в качестве жены такого человека, как Фрэнк Каупервуд. Изощренная красота его ума, которую он с радостью раскрывал перед ней после долгих интимных ласк, точность его замечаний и наставлений не ускользала от ее внимания. Она дивилась его финансовому мастерству, художественному чутью и мечтам о прекрасном будущем. И это было слаще всего – он принадлежал ей, а она ему. Иногда она на самом деле была вне себя от радости.

В то же время репутация ее отца как бывшего сборщика мусора («помойщика», как нелестно отзывались о нем старые знакомые), ее безуспешные попытки как-то исправить вульгарность и художественную безвкусицу в своем доме и прощание с надеждой когда-либо оказаться допущенной в благородные круги, которые представлялись ей прибежищем настоящей респектабельности и достойного положения в обществе, уже в ранней юности вызывали в ней бурный протест против домашнего окружения. Ей хотелось роскоши, величия и высокого статуса. Ну что же; если она получит этого мужчину, все придет к ней. Казалось бы, на этом пути стояли непреодолимые преграды, но у нее был отнюдь не слабый характер, впрочем, как и у него. С самого начала по темпераменту они напоминали двух леопардов, обхаживающих друг друга. Ее собственные мысли, примитивные, полуосознанные и почти невысказанные, отчасти совпадали с его мыслями по прямолинейности и силе воздействия.