Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

Стори-стрит была до того узка, что по тротуару вряд ли можно было пройтись по-приятельски под руку, а на мостовой, пожалуй, могли разъехаться две ручные тележки, но уж никак не два солидных экипажа. И однако, в этот тесный проход с утра устремлялся поток рабочих и всякого иного люда, потому что здесь вы срезали наискосок и попадали прямо на Стрэнд и в другие близлежащие кварталы.

Фирма «Райдер, Баллок, Джонсон и Чэнс» занимала все четыре этажа дома № 33 по Стори-стрит. По фасаду дом был шириной не более двадцати трех футов; зато глубиной был футов в пятьдесят. В нижнем этаже, некогда приемной и гостиной жившего здесь в полном уединении весьма необщительного старого судьи, помещались теперь общая приемная и архив. Лорд Стэйн занимал небольшой кабинет в глубине бельэтажа. На третьем этаже находились кабинеты трех главных представителей фирмы – Райдера, Джонсона и Баллока. Чэнс со своими многочисленными помощниками занимал весь четвертый этаж. Контора Элверсона Джонсона, в самой глубине третьего этажа, выходила окнами на крохотный мощеный дворик, который некогда был частью старинного римского двора, но величие этой древности стало чересчур привычным и утратило свой блеск для тех, кому приходилось созерцать его изо дня в день.

Никакой подъемной машины – или лифта, как говорят англичане, – в доме не было. Большая вытяжная труба поднималась из середины третьего этажа и выходила на крышу. В каждом кабинете в стене были по-старинному проделаны отдушины, которые, как предполагалось, способствовали очищению воздуха. Кроме того, в каждом кабинете был камин, который в туманные, сырые зимние дни топили битумным углем, отчего необыкновенно уютная атмосфера этого удобного помещения становилась еще более уютной. В кабинете у каждого поверенного стояли большие добротные письменные столы и стулья, а над камином красовалась мраморная полка, уставленная книгами и статуэтками. На стенах висели потускневшие изображения давно закатившихся светил английской юриспруденции и какие-то бледные английские пейзажи.

Джонсон, весьма влиятельный компаньон фирмы, успешно продвигавшийся на финансовом поприще, был прежде всего человек практический; он вел дела независимо от своих компаньонов, руководствуясь главным образом собственными интересами. Однако в каком-то маленьком уголке его сознания оставалось место и для отвлеченных размышлений – он интересовался вопросами религии и даже сочувствовал распространению нонконформистских доктрин. Он любил рассуждать о лицемерии и духовном застое англиканской церкви, а также не только о земном, но и о небесном величии таких знаменитых сектантов, как Джон Нокс, Уильям Пенн, Джордж Фокс и Джон Уэсли. В его чрезвычайно запутанном и странном представлении о мире уживались самые противоречивые и даже, казалось бы, несовместимые понятия. Он считал, что в мире должен существовать правящий класс, которому надлежит господствовать и умножать свое могущество при помощи необходимой и желательной, если и не всегда заслуживающей оправдания, тонкой хитрости. Поскольку в Англии этот класс уже опирается на законы о собственности, о наследовании, о первородстве, следовательно, это и надлежит считать самым существенным, правильным и непреложным. Поэтому нищим духом, а равно и достоянием, не остается ничего другого, как послушание, труд и вера в отца небесного, который, надо полагать, в свое время как-то позаботился о них. С другой стороны, огромная пропасть между не всегда нищей духом бедностью и незаслуженным богатством казалась Джонсону чем-то жестоким и даже греховным. Это мировоззрение поддерживало в нем самые нетерпимые религиозные настроения, которые иной раз доходили до ханжества.

Выходец из низов, из среды обездоленных и униженных, Джонсон всю жизнь стремился пробраться поближе к верхушке, где если не он, так его дети – два сына и дочь – обретут незыблемое благополучие, как и те люди, которыми он так восхищался, но которых в то же время и порицал. Для себя он мечтал не более и не менее как о титуле: для начала получить скромного «сэра», а если судьба будет благоприятствовать, это впоследствии поможет ему снискать и более существенные знаки королевского внимания. Но чтобы достичь этого, как он хорошо понимал, требовалось располагать не только гораздо более значительным капиталом, чем был у него сейчас, но и благоволением тех, кто уже обладает и деньгами и титулами. Поэтому он инстинктивно направлял свою деятельность на благо и процветание этой привилегированной верхушки.