Лев Мечников - Записки гарибальдийца

Гарибальди жил лицом к лицу с несчастиями, порожденными жалким административным и политическим положением своей родины, которую он любил со всей пылкостью своего нрава, со всей горячей преданностью uomo di popolo [193] «Человек из народа» – один из риторических эпитетов Гарибальди, наряду с «сыном народа»; см. ниже воспоминания Гарибальди, с. 146. .

Мадзини был тогда единственная живая сила Италии. Он собрал своих последователей в Швейцарии, в кантонах Ваатландском и Женевском. Это было в 1834. Гарибальди было тогда около семнадцати лет [194] Ошибка: Гарибальди в то время было 27 лет. ; едва взялись за оружие, он стал в ряды мадзиниевых приверженцев. Попытка эта не удалась. Многие были взяты в плен, остальные бежали. В числе их был Гарибальди.

Прежде всего он отправился в Марсель, где перебивался уроками из математики. Внутри его всё уже было решено; у него была одна мысль, одно желание – стать тем, чем он стал в последствии. Нужно знать, каким тяжелым путем дошел он до этого тоже не легкого, хотя и желанного положения.

Увидя, что оставаясь скромным учителем математики, он не может приобрести ни военной опытности, ни имени, ни славы, которые были ему нужны не для удовлетворения личного самолюбия, – положим тоже похвального, – но для достижения высших целей, он оставил Францию и отправился в Африку предлагать, в качества морского офицера, свои услуги тунисскому бею. Оттуда он перебрался в Южную Америку. Не стану говорить здесь о его блестящих подвигах в этой стране, об опасностях, которым подвергался он, в которых избежал благодаря чудесам неустрашимости и храбрости. Этим можно бы наполнить целый том.

Я расскажу здесь один частный факт из его личной жизни. Это брак его с Анитой.

Находясь на службе Уругвайской республики, Гарибальди, со своим небольшим флотом, которого экипаж составляли большей частью итальянские эмигранты, занял порт Лагуна, с целью поднять бразильскую провинцию Санта-Катарину, чтоб отвлечь силы Бразилии. Вся морская сила, бывшая под его командой, состояла из трех небольших кораблей, с которыми он долго крейсировал вдоль берегов и постоянно беспокоил неприятеля. Когда, наконец, с одним из них он задумал возвратиться в Лагуну, большой бразильский бриг атаковал его и старался перерезать ему дорогу. Не без труда удалось ему наконец войти в этот порт, и он воспользовался короткой стоянкой там, чтобы сочетаться с Анитой, которую он любил давно. Анита не замедлила явиться на корабль своего жениха, где должна была совершиться свадьба.

Между тем сильный бразильский флот, почти по следам маленькой флотилии Гарибальди, вошел в Лагуну и открыл убийственный огонь по отважным крейсерам.

Это была свадебная музыка, вполне достойная новобрачных. Надежды на победу было мало, и Гарибальди позаботился о спасении своих товарищей. Когда последний из них уже оставил корабль, Гарибальди поджег его своей рукой и, вместе с Анитой, вскочил в шлюпку, в которой они благополучно достигли берега под выстрелами неприятелей. Из двенадцати офицеров, бывших на корабле, уцелел один Гарибальди.

Но я уже отказался перечислять подвиги Гарибальди в Америке, и потому прямо перехожу к его прибытию в Европу.

Едва дошла до его слуха весть об итальянских событиях эпохи 47-го года, как он, разорвав все свои обязательства относительно Монтевидео, принялся за устройство отряда волонтеров, пожертвовав на это все бывшие в его руках деньги. Много добровольных приношений от его соотечественников увеличили его капитал и дали ему возможность оснастить бригантин Esperanza , на котором он, вместе со своими волонтерами, прибыл в Ниццу, после долгого плавания, в июне 1848 г. В собственных записках Гарибальди рассказано много интересных подробностей о том, как правительство Монтевидео старалось затруднить его отъезд. Скромный герой, кажется, и не подозревает причин, побуждавших это правительство поступать таким образом. Эта странная наивность, какое-то детское непонимание всей ценности оказываемых им услуг, – одна из основных черт характера Гарибальди.

Забыв прошедшее, Гарибальди отправился в Турин предложить королю услуги свои и своего отряда. Карл-Альберт, боявшийся в то время больше Мадзини, нежели австрийцев, принял американского адмирала очень сухо и холодно. Он очень любезно говорил с ним о его подвигах в Америке, но насчет принятия или непринятия его и его отряда на свою службу не дал ему положительного ответа и кончил тем, что послал его к министрам.