Лев Мечников - Записки гарибальдийца

Когда она, схоронив мать, стала полной хозяйкой кантины, ее протежировал один из сильных гаморристов. От него она переняла искусство владеть стилетом и многие из тайн гаморры. Наскучив притязаниями своего покровителя, она выгнала его однажды после семейной сцены из своего жилища, и когда он вздумал сопротивляться, наделила его очень бойкою стилетатою . Свидетели этой сцены побледнели и почувствовали к молодой еще и красивой Санджованнаре глубокое уважение, не чуждое страха. Она сумела воспользоваться своим положением и довольно значительными кушем денег, оставленных ей матерью, составила себе довольно сильную партию и стала сразу сильной гаморристкою. Имея довольно частые столкновения с полицией и жандармами, она душевно возненавидела их, и представлявшаяся возможность от них отделаться увлекла ее сразу. Смелые подвиги Гарибальди в Сицилии пленили пылкую, хотя немолодую уже женщину. Пополнив цветами собственного воображения те немногие подробности, которые ей случалось узнать о народном герое, она, не видав его ни разу в жизни, сосредоточила на нем одном весь запас любви, таившийся в ее сердце. С тех пор слова «родина», «Италия», «свобода» стали ей понятны; она не щадила ни денег, ни усилий для достижения предположенной цели, и, конечно, не менее самого Либорио Романо подготовила случившиеся события.

В какой-то из праздничных дней, в начале ноября, толпа народу собралась у церковной паперти близ Largo del Castello. Подобного рода народные собрания, с благочестивой целью прослушать проповедь красноречивого священника или монаха, в Неаполе не редкость. Но на этот раз сборище было слишком многолюдно, и в толпе виднелись личности, которые не посещают обыкновенно таких спектаклей.

Протеснившись к передним рядам, я увидал на паперти знакомую мне оригинальную фигуру падре Джованни Гавацци [163] В действительности: Алессандро Гавацци (1809–1889) – первоначально католический священник, затем приверженец протестантизма; примкнул к «экспедиции Тысячи» как капеллан. О нем писал также Н. А. Добролюбов – см. «Отец Александр Гавации и его проповеди», впервые в Собрании сочинений Н. А. Добролюбова. Т. IV. 1862. С. 232–265. . Он был в обыкновенном своем костюме: поповская сутана нараспашку, под ней гарибадьдийская красная рубашка, ботфорты со шпорами, но его черная курчавая голова была не покрыта.

Падре Гавацци был хорошо известен целому Неаполю, его знали даже и в окрестностях. Маленький, коренастый, с желтым как померанец, грубым, но красивым лицом и с курчавой черной бородою, в костюме, описанном мною выше, и к которому порой он прибавлял кавалерийскую саблю, то верхом гарцевал он по улицам Казерты или Неаполя, то, куря сигару, расхаживал между застрельщиками в аванпостных перестрелках.

0 нем ходили самые разнообразные слухи. Благочестивые старушки считали его антихристом, другие с ужасом говорили, что он сделался протестантом и хотел обратить Гарибальди в свою веру. Люди, не так строго придерживавшиеся догматов, отдавали справедливость взгляду его на обряды и на обязанности священника, но в то же время желали ему побольше воздержанности в словах и в образе жизни. Гарибальдийцы любили его как доброго товарища и притом человека, не трусящего в случае опасности. Все единодушно признавали в нем некоторую наклонность порисоваться, пооригинальничать, но каждый судил о ней сообразно со своими собственными взглядами и образом мыслей.

Происхождение и предыдущая жизнь падре Гавацци мне неизвестны, да и немногие в Неаполе были на этот счет сведущее меня, но что было то было, а быль молодцу не укора, и в католическом духовенстве, конечно, не по достоинствам ума и образования, падре Джованни занимает еще не последнее место.

Как вообще все его собратья, падре Гавацци любит проповедовать и по преимуществу перед многолюдной аудиторией. Не раз бывало, по примеру древних отцов церкви, он поучал народ под открытым небом в горах Калабрии и в сицилианских садах.

Не обладая ни особенным даром слова, ни силою и новизной мысли, падре Гавацци всегда очень исправно достигал своей цели, то есть слушатели, не зевая, внимали ему иногда по целым часам и никогда не расходились, не выразив громкими рукоплесканиями своего одобрения. Слог его был очень оригинален и порою умышленно прост и тревожен. Духовенство от чистого сердца ненавидело его, епископы запрещали ему говорить проповеди и даже неоднократно предавали его анафеме, но падре Джованни не унывал и не падал духом. Не имея доступа к кафедре, он в подражание своему патрону проповедовал в садах и на папертях храмов, двери которых были для него заперты, но голос его редко был вопиющим в пустыне.