Лев Мечников - Записки гарибальдийца

Едва мы вошли в порт, трехцветное знамя на Castel dell’Uovo и Sant’Elmo [57] Две главные крепости Неаполя, морской «Замок яйца» и стоящий на холме «Замок св. Эльма». изумило и обрадовало всех.

Барки со всех сторон окружили нас. Viva Galubarda! Viva la Talia vuna! [58] Искаженное согласно неаполитанскому выговору: «Да здравствует Гарибальди!», «Да здравствует единая Италия!». – кричали оттуда, размахивая трехцветными платками.

Это было 7-го сентября. Утром того же дня, Гарибальди один приехал в Неаполь, безоружный, и был встречен неистовыми изъявлениями восторга [59] См. ниже описание въезда Гарибальди в Неаполь, оставленное самим Гарибальди: с. 146–150. .

Когда пароход вошел на рейд и бросил якорь, солдаты полезли на мачты. С близ стоявших пароходов и барок бросали цветы, неистовые viva! оглашали воздух. Все повторяли одно имя: Гарибальди!

Каждый город, более или менее, непременно имеет свою особенную личность, которая гораздо резче бросается вам в глаза, при первом знакомстве с ним, нежели потом, когда вы уже обживетесь и свыкнетесь. Но Неаполь своеобразностью и характерностью, чуть ли не более всех, не только европейских, а даже азиатских городов, поражает в первый раз иностранца. На меня, по крайней мере, он произвел необыкновенное впечатление, когда я вышел на берег среди оживленной и разнообразной толпы, приветствовавшей нас самыми оригинальными и часто карикатурными выражениями восторга. Потом я короче познакомился с этим городом, освоился с этим новым для меня бытом, и теперь решительно не могу сказать, что́ в нем особенно поразило меня; но тогда я ясно почувствовал, что попал в совершенно новую для меня сферу. Я невольно припомнил все виденные мною рисунки помпейских фресок и мозаик и, видя тех же самых сатиров и фавнов, но либо в мундирах национальных гвардейцев, либо в щегольской одежде европейских джентльменов, обращавшихся ко мне с бешеными и непонятными жестами, признаюсь, я вообразил, что попал в какой-нибудь музей, где неведомою силой оживились все эти, так часто поражавшие меня памятники иной цивилизации, иного мира. «Magna Graecia» [60] Лат.: «Великая Греция» – древнее название эллинизированной части Итальянского Юга. – заметил мне мой приятель, пизанский студент, в чине подпоручика, бежавший возле проходившей меня стрелковой роты. У дверей коменданта встретил меня экс-бурбонский солдат с желтыми бакенбардами и усами, вероятно немецкого происхождения. Он молча отсалютовал ружьем… На дворе опять толпа одушевленно размахивала руками, и громогласные viva раздались в воздухе.

Во всем городе не видно было следов никаких работ, хотя все мастерские и магазины были отперты: всё народонаселение толпилось на улицах. Неаполитанцы рождены для праздников и демонстраций, и им давно не представлялось столь удобного случая к проявлению их природных наклонностей.

Походная жизнь приучает человека к беспечности, к недуманию ни о прошедшем, ни о будущем; она вообще пошлит человека и во многом делает его похожим на ребенка. Совершенная неизвестность дальнейшей нашей участи не давала нам составить себе какое-либо определенное понятие и о настоящем. Мы несколько дней пробыли в Неаполе, и совершенно безо всякого дела. Утром нужно было являться к рапорту в казарму Гранили, где стояли два батальона, образованные из остатков бригады Кастель-Пульчи, и целый день был совершенно в нашем распоряжении. Но так как с часу на час ожидалось приказание отправляться и еще неизвестно куда, – во всяком случае, однако, на тяжелые труды и лишения, – то мы и пользовались днем, то есть проводили его самым бесплодным образом. Мало-помалу собирались новые войска. Первый вслед за нами пришел батальон Маленкини [61] Винченцо Маленкини (1813–1881) – патриот, участник «экспедиции Тысячи», позднее парламентарий и сенатор. , сильно пострадавший в деле под Милаццо. Беспорядок был общий; всем прибывшим отрядам нужно было переформироваться.

Гарибальди поселился в Palazzo d’Angri на [виа] Толедо, и в первые дни почти не выходил оттуда. Квартира его состояла из одной комнаты с балконом, с которого он иногда говорил с народом, постоянно толпившимся на улице вокруг дома. Рядом с комнатой диктатора была небольшая круглая комната, бывший будуар хозяйки дома; здесь Гарибальди давал свои аудиенции. Некоторые приближенные к нему офицеры, и в числе прочих полковник Миссори [62] Джузеппе Миссори (1829–1911) – генерал-гарибальдиец (родился в Москве в семье итальянских коммерсантов). , командовавший гвидами и формировавший в это время уланский эскадрон, жили в том же доме. В бывшей бальной зале накрывался большой стол, приборов на пять-десять, для генералов и офицеров штаба, и Гарибальди редко обедал с ними. Из известнейших сподвижников Гарибальди при нем были: Сиртори [63] Джузеппе Сиртори (1813–1874) – генерал-гарибальдиец, прославился стойкой защитой Венеции от австрийцев в 1849 г. , начальник его штаба, Козенц [64] Энрико Козенц (1820–1898) – генерал-гарибальдиец, позднее видный государственный деятель объединенной Италии. , командовавший 16-й дивизией, впоследствии военный министр, и Мильбиц [65] Александр Исеншмид граф де Мильбиц, иначе Мильбитц (1800–1883) – генерал-гарибальдиец, поляк по происхождению; первоначально на российской военной службе, эмигрировал после подавления восстания в Польше 1830–1831 гг. , герой 1848 года, под начальством которого Гарибальди в Риме успел приобрести себе такое громкое имя. Тюрр [66] Иштван Тюрр (1825–1908) – генерал-гарибальдиец, венгр по происхождению, участник Крымской войны против России. и Биксио, страдавшие от недавно полученных ими ран, явились позже. Как только доставало у диктатора время на все разносторонние занятия, которых требовали от него обстоятельства! В одно и то же время он составлял новое министерство и организовывал свою маленькую армию; многие его декреты, с восторгом принятые народом, касались весьма различных административных отраслей.