Лев Мечников - Записки гарибальдийца

– Да знаете ли, с кем вы имеете дело?

– Мне не в первой. Я имел дело и с такими, которым вы в ученики не годитесь.

– Да ведь я могу приказать своим отобрать их у вас, и не спрашивая на то вашего согласия.

– Конечно; но получить мое согласие вы не можете.

– Эх, молодые люди, молодые люди! – проворчал старик, и приказал карабинерам отправляться в трюм.

В каюте между тем произошло новое волнение. Полковник объявил, что он намерен оставить предприятие и воспользоваться позволением возвратиться домой.

– Вы не можете этого сделать, – заметил один из офицеров, воин 48-го года [40] Первая война за независимость Италии в 1848–1849 гг. , – если только вы, как честный человек, намерены сдержать слово, данное вами солдатам. Вы конечно еще не забыли, что неоднократно обещали нам не оставлять начатого предприятия, пока не исполните всего, что́ будет во власти человека.

Слова эти были сказаны раздраженным желчным голосом. Никотера стал высказывать свои доводы. Офицеры единодушно опровергали их, и он должен был согласиться вести экспедицию в полном ее составе в Палермо, с тем, что если там продиктатор де Претис [41] Агостино Депретис, устар. де Претис (1813–1887), деятель Рисорджименто, позднее премьер объдиненного Итальянского королевства. не будет благоприятнее к нашим целям, всякий имеет право выйти в отставку и считать себя освобожденным от данного слова.

Наутро бо́льшая часть экспедиции отправилась на двух накануне пришедших пароходах: «Феб» и «Гарибальди»; мне же пришлось ожидать с кавалерией, то есть с гвидами [42] Кавалеристы полка «Guide» («Вожатые»), основанного Гарибальди в 1859 г. и инкорпорированного в Королевскую армию в 1866 г. , и с несколькими ротами пехоты, пока оснастят парусное судно S. Nicola , стоявшее на якоре в конце порта. В город не было возможности войти даже в штатском платье. На пароходе было душно и грязно. Я вообще не люблю парохода; меня сейчас берет тоска по твердой земле.

На недостроенном моле расположена была часть экспедиции, которой не нашлось места на судах. Почти целые сутки просидели там эти несчастные без съестных припасов, и даже без воды, а всё же весело расхаживали и пели. Когда я вышел к ним, меня окружили вопросами со всех сторон: «Скажите, что́ полковник? Скоро ли мы едем? Другие счастливцы придут к Гарибальди прежде нас?». Обо всем этом я знал столько же, сколько и они. Почти вслед за мной пришли барки, нагруженные хлебом, сыром и вином. Их встречали радостными криками.

Наутро всё было готово. После утомительных хлопот по нагрузке лошадей, почти ввечеру мы снялись с якоря. Маленький буксир Il Veloce [43] «Быстрый». взял нашу барчонку, и мы отправились. Солдаты расположились на палубе. Трудно было себе представить, с каким восторгом эти несколько сот молодых людей шли на неровную, ожидавшую их борьбу. Между ними немало было маменькиных сынков, привыкших к комфорту и роскоши, а теперь они с восторгом запивали кислым вином окаменелый сыр и совершенно спокойно дремали на голых досках, завернувшись в толстую шинель…

Ветер был попутный; судно шло на всех парусах, и пароход уже не тащил его, но едва убегал, вздымая пену…

Было почти темно, когда мы бросили якорь. Явился офицер в красной рубахе и морской фуражке, с приказанием немедленно отправляться в город. Лучше этого мы и не желали. Несмотря на то, что приказание выполнялось со всевозможною скоростью, мы только ночью успели выбраться. Солдат тотчас же отправили в казарму у Quattro Venti [44] «Четыре ветра», однако, возможно, автор имел ввиду Quattro Саnti, «Четыре угла», популярный перекресток в центральной части Палермо. ; фрунтовых офицеров поместили тут же. Остальным должны были дать частные квартиры. Пока хлопотали, кто о вещах, кто о другом, я спокойно уселся на тумбочку у ворот, благодаря тому, что мой маленький ordinanza во время суматохи растерял все мои вещи. Стоявшие возле меня офицеры, исправлявшие должность плац-адъютантов, тотчас же приступили ко мне с вопросами обо всем случившемся с нами в Ливорно. Они, как казалось, не очень сочувствовали нашему предприятию. Всё это были прежние офицеры бурбонской армии, перешедшие на службу нового правительства. Впрочем, скоро они переменили тон и стали относиться ко мне со всей неаполитанской добротой и простодушием. От них я узнал, что первая половина нашей экспедиции, прибывшая тремя днями прежде нас и только что отправившаяся, была принята продиктатором очень дурно; солдатам запрещено было выходить из казарм, так что полковник Никотера тотчас же вышел в отставку, и с ним большое число офицеров; что после этого остальных перевели в лучшую казарму и позволили им проводить день в городе и в окрестностях, с тем чтоб они к вечерней перекличке возвращались.