Карл Вурцбергер - Прежде чем увянут листья

— Я люблю тебя и Пию!

— Одной любовью сыт не будешь. Я давно собиралась обо всем рассказать тебе, но боялась причинить боль… Прости…

Самообладание покинуло его окончательно.

— Я тебе не прощу этого! Ты не смеешь так поступать со мной! Я перегрызу ему глотку!

— Ах, оставь. Я сама так хочу. Сама, понимаешь? — Она долго молчала, пока неожиданно не зазвонил звонок: первый раз — коротко, второй — протяжно. Гунда побледнела: — Это он. Я ведь не предполагала, что ты придешь… Что же делать?

— Что делать? — переспросил Франк и потребовал: — Скажи ему, пусть подождет, пока я не уйду. Не хочу его видеть.

Она облегченно вздохнула:

— Спасибо тебе, Франк…

Придя домой, он спросил мать:

— Ты знала?

По его лицу мать догадалась, о чем он думает.

— Теперь ты убедился, с кем спутался? Она пустышка, да еще этот ребенок… Ты понимаешь, как далеко зашел?

— Когда это случилось?

— Когда девочка еще не родилась. Какой позор!

У Франка перекосилось лицо.

— Это мой позор. Ты здесь ни при чем.

Хлопнув дверью, Франк ушел в свою комнату. Когда через несколько дней его вызвали на призывной пункт, членам комиссии не пришлось долго убеждать его остаться после действительной службы на сверхсрочную. Его определили в пограничные войска. Перед отъездом он видел Гунду еще раз вместе с доктором, человеком лет сорока, с сединой, стройным, в модном костюме. Рядом с ней он показался Франку почти стариком. Гунда держала его под руку, и они направлялись к машине. Доктор предупредительно открыл перед ней дверцу.

Франк зашел в первую попавшуюся пивную. Домой он вернулся поздно, покачиваясь, но с твердым решением — никогда более не думать о Гунде и дочери…

Кто посмеет утверждать, будто он знает, что такое любовь, если она приходит к нему впервые? Одним она представляется огромной морской волной, которая подхватывает и несет неизвестно куда, другие сравнивают ее с молнией, которая поражает внезапно, а иные утверждают, что она вызревает в нас исподволь, так же незаметно, как рождается и взрослеет все живущее на земле…

К Ингрид любовь приходит через ревность. В тот вечер, на который была намечена репетиция, Юрген задним числом поздравляет ее с Днем учителя и дарит книгу о музыке. Никакой другой подарок не имел бы такого скрытого смысла, как эта книга. Ингрид наблюдает за Юргеном, излагающим перед певческой группой свои взгляды на хоровое пение…

Когда Ингрид заходит в зал ресторанчика «У липы», хозяйка с любопытством спрашивает:

— Как дела? С вашим хором уже все в порядке? Уверена, лейтенант сумеет наладить дело… Кстати, вы видели его жену? Ах, какая красотка! Как говорится, все на месте…

Ингрид старается скрыть охвативший ее страх. Нет, она никого не видела, ей ничего не известно. Однако какое дело до всего этого хозяйке ресторанчика «У липы»? Это касается только ее, Ингрид.

Да, она ничего не знала. И разве вправе она упрекать Юргена? Конечно нет. Он вовсе не обязан посвящать ее в свою личную жизнь. Кого же еще упрекать? Никто не знает о ее чувствах и не должен знать. Ингрид возвращается в комнату, где продолжается репетиция, незаметно кладет в сумку подаренную книгу, лепечет какие-то извинения и прощается. Она идет к реке…

Накануне она мечтала пригласить Юргена к себе. А что получилось? Почему он ничего ей не сказал? Неужели она настолько безразлична ему? Неужели он не догадывается о ее чувствах?

С сумерками приходит внутреннее успокоение. «Я ему чужая, — думает Ингрид. — И почему он должен поверять мне свои тайны? Что ты только о себе воображаешь, Ингрид Фрайкамп?..»

В эту ночь сон долго не приходит к ней.

Утром она поднимается рано, заросшей тропой идет к школе. Великолепные краски лета ее не трогают. Во время своего «окна» она решается поговорить с директором Шперлингом, но останавливается у дверей кабинета и подсаживается к Лило. Ингрид сама не знает, что ею руководит. Может, стремление к взаимопониманию, которое обычно так необходимо женщинам, а может, просто желание не оставаться одной. Покусывая кончик карандаша, Ингрид как бы между прочим спрашивает:

— Как прошел доклад лейтенанта?

— Прекрасно! Да ты ведь знаешь.

— Ах да… Говорят, приезжала его жена.

— Какая там жена! — смеется Лило. — Знакомая, может, невеста, но только не жена.

Глаза Ингрид округляются. Не отдавая себе отчета, она спрашивает:

— Что ты говоришь? Ты это точно знаешь?

— Конечно. А что, с ним что-нибудь случилось?