Михаил Меньшиков - Письма к ближним

– Хорошо сопротивление – все племена завоеваны, и половина их онемечена и отурчена. Не говорите уж лучше про наше сопротивление. Будь мы хищное племя, сопротивляться пришлось бы немцам и туркам. Вся Европа по Рейн и Альпы была бы славянская, а немцы были бы вкраплены в славянство, как теперь чехи в германский мир. Таяли бы в славянстве, как славяне теперь тают в немецкой стихии.

– Но нас-то, русских, кажется, нельзя упрекнуть в миролюбии. Вспомните, сколько царств мы повалили вокруг.

– Не бог весть сколько, и не ахти каких сильных. Смешно же говорить серьезно о Казани, Астрахани, Тевтонском ордене, Крыме. Напротив, при колоссальной величине России ее завоевания до очевидности показывают, что мы народ мирный. Будь немцев сто миллионов, они завоевали бы весь мир. Мы же в течение двухсот лет никак не могли покончить даже с одной несчастной Турцией. Вели с нею чуть не дюжину упорных войн, и не смогли даже освободить всех славян. До XX века тянется подлое насилие азиатов над нашими братьями… Все те ужасы, что проделывались башибузуками четверть века назад, проделаны и на этих днях, и с какою дьявольскою роскошью! Неужели немирный народ, немцы или англичане, потерпели бы все эти гнусности, если бы македонцы были германской крови? Посмотрите, какие эскадры посланы к Венесуэле – не из-за насилий, а только за неплатеж долгов немцам и англичанам. Вот это хищный тип, сразу узнаешь их – по горделивым позам, по реву их орудий.

– Ну, уж лучше быть мирным типом, и я рада за Россию, – сказала Анна Петровна.

– А вы – мечтатель? – спросила она бравого капитана, снова смолкшего в своем углу.

– Я не рад, – сказал он резко. – Не рад, может быть, потому, что я по крови швед, а это тоже хищники. Не рад потому, что я до смерти люблю Россию и думаю, что на нее сейчас наклеветали. Вовсе она не мирный народ, в китайском или там бирманском, что ли, смысле. За свою историю русский народ повоевал-таки, и даст Бог, еще повоюет. Ничего, что мы размякли в последнее время, опустились. Дайте срок, – опять запахнет порохом, опять проснется наше мужество. Учение о вечном мире – вздор, простите меня, пожалуйста. Я очень люблю и уважаю нашего писателя, но то, что он говорил, – страшно слабо. Я не вмешивался, потому что и без меня Никон Петрович разбил его блистательно, в пух и прах.

Адвокат, польщенный, улыбнулся; писатель обиделся.

– Я ни с кем не дрался и разбитым быть не мог, – сказал он. – Да я и далеко не все высказал, чем война ужасна. Мне много говорить не приходится. За меня цивилизация, за меня религия, за меня интересы бесчисленных мирных людей, которые никогда и не подумали бы о войне, если бы не такой беспокойный элемент, как вы, храбрый капитан. Я разбит! Но если я разбит, значит, и Толстой разбит, и Берта Сутнер разбита, и все общества мира, все великое движение против войны.

– Непременно-с. Берта Сутнер прямо уничтожена. Что касается великого движения против войны, оно чудесно иллюстрируется целыми пятью войнами за последние пять лет… И если не было за то же время еще нескольких войн, то потому лишь, что некоторые державы – Турция, Китай и прочие – предпочитают уступать безмерно, лишь бы не воевать. Впрочем, кто знает, что нам принесет поворот солнца. Может быть, не далее, как через четыре месяца, загрохочут пушки…

– К вашему восторгу?

– К моему восторгу. Что ж, я не скрываю этого. Я сплю и вижу во сне войну. Я желаю ее искренно и томлюсь по ней. Я глубоко убежден, что гром войны – единственный выход из туч, сгустившихся около нас со всех сторон. Всмотритесь серьезнее в положение вещей. Англичане и немцы уже почти не скрывают, что они в союзе и делят себе беспечно остатки суши. Подождите десять лет, когда Англия захватит Персию, а Германия – Турцию, вы увидите, как без выстрела, без боя мы будем обречены на позорнейшие унижения. Оцените наглость Англии: она даже для нее феноменальна. Среди бела дня она заключает против нас двойственный союз с Японией, и с тех пор ей черт не брат. Оцените ее дерзости по поводу брюссельской конвенции, по поводу прохода наших миноносок через Дарданеллы. Похоже, что нас вызывают на разрыв сношений, испытывают всю меру долготерпения. Англии действительно невыгодно ждать отсрочки. Пока она в коалиции с Японией и Германией, пока не готова наша ташкентская дорога, ей следует спешить вызвать войну, и она не задумывается ее вызвать, хотя бы всесветную войну…

– Ну, это большой вопрос. Кто знает, что задумали Вильгельм и Чемберлен? Они нам отчета о своих планах не сообщали. В политике, как в погоде, все неожиданно, ничего нельзя предсказать на завтра.