Михаил Меньшиков - Письма к ближним

Великая мысль о массовом страховании, как все на свете, выклевывалась с большими усилиями путем тысячи грубых опытов, пока не блеснула почти во всей яркости у Наполеона III. «Узурпатор», Napoleon le Petit, как называл его Гюго, очень нуждался в том, чтобы задобрить рабочие классы. На счет конфискованного у орлеанской династии имущества Наполеон хотел дать народу что-нибудь бесспорно полезное, и вот явились страховые кассы для рабочих. Но у французов ничего не вышло. Этот удивительный по уму народ погибает от централизации, бюрократизма, от бездушной канцелярщины, в которой коченеют многие благие начинания.

Бисмарк называл Наполеона III «непризнанной бездарностью», но со смелостью гения перенял у него хорошую мысль. У Наполеона из нее ничего не вышло, – но посмотрите, как та же мысль вскипела в плодовитом мозгу великого немца. У Бисмарка были менее сентиментальные цели. Он, может быть, не слишком сильно хлопотал собственно о счастье немецкого рабочего, но, как умный политик, сообразил, что народное счастье – прямо козырный туз в игре партий и что необходимо взять его в руки. При Бисмарке в 1869 г. возникла партия социал-демократов, которая из ничего разрослась в очень сильное государственное течение, притом революционного характера. Социалисты объявили себя защитниками народных прав. Чтобы сокрушать их, Бисмарк поспешил стать в положение еще более искреннего защитника тех же прав. Только что издав драконовские законы против социалистов, он не постеснялся объявить, что он сам социалист, и даже более, чем они, и в доказательство провел закон о страховании. Это был ход великого игрока. Некоторые социалисты признают, что государственное страхование рабочих нанесло их партии разгром вроде Седана. Хотя партия продолжала расти и в самой стране, и в парламенте, но она теряла в качестве больше, чем приобрела в количестве. С нею произошло самое гибельное, что может постичь живую партию, – она остыла. Из революционной, грозной силы, единственной страшной для германской государственности, социализм незаметно выродился в мирное добропорядочное сословие, решившееся добиваться своих целей словопрениями и безобидными интригами. Бисмарк ловко вынул у социал-демократов их жизненный нерв – мечту о взаимопомощи, и партия омертвела. Осуществив нечто из того, что социалисты выдвигали, как что-то недосягаемое, Бисмарк показал, что мечта без больших хлопот доступна и ничуть не идет вразрез с немецкою государственностью.

Народная масса ответила на смелый опыт благодарностью и доверием. Несмотря на то что сплошь все немцы грамотны, несмотря на то что пропаганда социализма ведется открыто, успехи его, видимо, завершены. Эта партия уже состарилась, не успев внести в историю ничего значительного. Крайним элементам социализма пришлось – по явному несочувствию рабочего класса – принять в Германии подпольную организацию и новое имя. Государственное страхование рабочего люда надолго успокоило немцев, как успокоит, конечно, итальянцев и французов, когда привьется у них. В государственном страховании революционному брожению дается неожиданный мирный выход, дается надежда без кровавых жертв и переворотов достичь того, что всякому народу нужно: не богатства, а достатка. Люди крайних мнений говорят, что это ловушка, что народ попал в хитрые сети, что в государственном страховании богачи сумели помочь народу из народного же кармана, вместо того, чтобы дать из своего. Глупый Михель будто бы удовольствовался крохами, брошенными с барского стола; получив кое-что, он отказался от возможности взять все. Но умеренные на это отвечают, что народу вовсе не нужно «всего». По своей природе трудящийся класс не есть хищник; законная его доля – немногое необходимое. Обеспечьте рабочему человеческое существование – здоровый достаточный обед, теплую светлую квартиру, возможность иметь семью, – и рабочий будет охотно нести свой ежедневный труд. – Но ведь это идеал домашнего животного! – возражают крайние.

– Идеал всякого живого существа, – отвечают умеренные, – всякого нравственного существа, не вышедшего из равновесия с природой.

Не будем вдаваться в этот спор. Посмотрим, что говорит действительность. Она такова, что средняя Европа теперь охвачена как бы новою великою реформацией, – не религиозною на этот раз, а экономической, и последствия ее обещают быть неизмеримыми. Возьмем лишь одно неожиданное следствие – образование народного фонда. Если в четырнадцать лет страхование рабочих дало чистый остаток в миллиард марок, то сочтите, во что вырастет этот колоссальный капитал через одно столетие, принимая в расчет, что каждые 75 лет население Германии удваивается. На глазах не далее как детей наших, – а внуков наверное, – Россия будет иметь своим соседом 120-миллионный богатый, обеспеченный народ, у самых бедных классов которого, помимо общей государственной казны, будет свой собственный бюджет, не менее государственного, и сверх его – неприкосновенный капитал, может быть, в десять миллиардов марок. Чтобы оценить эту цифру, представьте себе, что у нас, в России, исключительно для народных нужд лежат не занятые за границей, а понемногу скопленные пять миллиардов рублей. Что значили бы тогда все наши бедствия, голодовки, пожары, болезни, недоимки! Помимо всех прочих предприятий, народ мог бы сделаться единственным кредитором своего государства, и золотая река процентов (более 200 мил. руб. ежегодно), текущая за границу, текла бы внутрь страны, увеличивая тот же народный фонд. На одни эти проценты – допустите же хоть на минуту, что они текут не в карманы еврейских банкиров, – на одни проценты могло бы пышно расцвести народное просвещение и вся страна покрыться не только школами, но и университетами. Пять миллиардов, по которым не надо платить процентов, которые сами их приносят, – это был бы в народной жизни талисман вроде Аладдиновой лампы. Что пожелали бы, то и сделали. На одни нормальные доходы от столь огромного неприкосновенного капитала страна могла бы перестроиться, как теперь перестраивается Германия, урегулировать свое землевладение, вылечиться, цивилизоваться.