Михаил Меньшиков - Письма к ближним

Просто больно и тошно следить за книгой г. Гегидзе. Она есть сплошное «поругание» университета, сплошной костер, на котором он, сжигавший гимназические учебники, сжигает теперь университетскую науку, профессоров, товарищей, самого себя. Герой его, кажется, думает, что это необыкновенно красиво и умно, и чуть ли не геройский подвиг. Но сколько-нибудь опытный читатель тотчас поймет, в чем тут дело. Корень всех этих неутомимых «ненавистей» и «омерзений» простой: распутство. Вся это будто бы интересная психология молодого пессимиста не более как Katzenjammer, пессимизм похмелья и надорванности ранним развратом. Стоит с молодых лет почаще засиживаться до 3-х часов ночи в Аквариуме, или в зале Дервиза, или в тех «Италиях», «Испаниях», которые с таким высоким знанием предмета описаны у г. Гегидзе, стоит втянуться в этот зловонный омут, чтобы потерять всякую радость жизни. Само собою, юноше здоровому, трезвому, не раздраженному сладострастием, мир представляется совсем иначе. Для истрепанных же нервов малейшее дуновение ветерка уже мученье. Посмотрите, отчего раздражается наш герой. «Высокий, в синей ливрее, с седой бородой и строгим лицом швейцар (в университете) снял мне шапку, как это он делает тысячи раз в день всем студентам, и это сразу меня раздражило». Видите, какая чувствительность! Если верить г. Гегидзе, современные швейцары и даже педеля в университете подобострастно раскланиваются перед студентами, снимают у них шинели и проч. (лет 20 назад этого бы не было), но уже и это начинает «раздражать» современную молодежь. Есть у Чехова один тип, которому все на свете «не нравится». Ходит и брюзжит: «Не нравится мне это». Так и у г. Гегидзе: героя его раздражает все на свете. Товарищи – и те «раздражают».

«Мне, – говорит он, – всегда было неприятно это студенческое стадо уже по одному тому, что оно одето в одну и ту же серо-синюю безвкусную форму сюртуков и тужурок. Одежда – это душа человеческого тела». Таким образом, у студентов теперь душа суконная с гвардейскими пуговицами, а в мое время она была из дешевого трико и в сапогах с голенищами, в косоворотке и в пледе. Может быть, и в самом деле студенческая форма безобразна? Нет, источник «раздраженья» более глубокий. «Я не люблю этой шаблонной формы, но еще больше не люблю тех, кто ее носит. Остановите каждого из этих молодых людей и загляните в его лицо, изучая его выражение. Как все эти лица тупы, пошлы и лишены ума и отпечатка яркого духа!.. Души их так же пошлы, мелки и эгоистичны. Умы их недоразвиты и лишены стремления к правде». Вот отзыв современного студента о своих коллегах. «О, как ничтожны все эти двуногие тараканы, лишенные, как домашние птицы, больших крыльев, мощного духа, и, как все ограниченные люди, как они влюблены в себя и уверены в своем студенческом назначении, уверены потому, что не могут прозреть правды о себе, о своей жизни. О, толпа – узкая духом, непостоянная, как дым, освистывающая тех, кто выше ее, и сильная только крепкими лбами, ты можешь вызывать к себе только презрение! Ты кричишь громко и шумно только потому, чтобы обмануть себя о том, как ты ничтожна!» и пр. и пр.

Итак, вот кто они, современные студенты: «двуногие тараканы». Скажите, что это такое, если не Katzenjammer? Это огульное беспросветное «презрение» в толпе розовых, еще безусых товарищей, неужели это здоровое чувство? Допустим на мгновение, что студенты – не молодые дворяне и интеллигенты, одетые в сукно с гвардейскими пуговицами, а действительно скромные тараканы, не более того. Но за что же, позвольте спросить, даже к тараканам-то питать столько презрения? Придет ли в голову здоровому человеку остановиться над стайкой этих насекомых с едкой филиппикой: ничтожные, мол, вы насекомые, ограниченные, презренные! и т. п. Герой г. Гегидзе в том же университете нашел бы нормальных людей, натуралистов, которые с величайшим вниманием, с самым искренним уважением ко всякой жизни изучают и эти, и еще более мелкие существа, зарисовывают их в каталоги, стараются вникнуть в их привычки и интересы. Можно не любить тараканов, можно выводить их, но чтобы питать к ним трагическое «презрение – это как будто уже не умно. Двуногие же тараканы, которых герой г. Гегидзе одновременно сравнивает с домашними птицами, совершенно одного достоинства с нашим отрицателем, только поздоровее его, потрезвее. Ведь если начать презирать человека, то, переходя к животным и растениям, герою г. Гегидзе пришлось бы прямо лопнуть от своего величия – настолько эти божии творения скромны. Вообще, это дешевенькое, рыночное ницшеанство, как оно ни верно описано психологически, ужасно забавно.