Элизабет Арним - Колдовской апрель

Роуз устыдилась того, что так мало интересовалась домом, сколь немногое из того, что он считал любопытным или красивым, она успела заметить. Поглощенная мыслями о Фредерике, она, как оказалось, жила в Сан-Сальваторе словно слепая – прошла уже половина срока, а что хорошего она видела? С таким же успехом она могла сидеть и тосковать в Хампстед-Хите. Нет, не могла, потому что даже в тоске она осознавала, что оказалась в самом сердце прекрасного, и эта красота, стремление поделиться ею как раз и побудили ее выбраться из мрачной тоски.

Мистер Бриггс был таким радостно-оживленным, что у нее не получалось вернуться к мыслям о Фредерике, и она в ответ на его расспросы похвалила и слуг, и желтую гостиную, не упомянув, что побывала в ней лишь раз и была оттуда беспардонно изгнана, также она сообщила, что видела мало что из предметов искусства и диковинок, и что если бы кто-то заранее рассказал ей о них, она бы лучше их разглядела, и что все время, с самого приезда, она провела на воздухе, потому что вокруг все было таким прекрасным и так отличалось от всего, что она видела ранее.

Бриггс шел рядом с ней по своей дороге, которая, на счастье, оказалась и ее дорогой, и ощущал всю невинную благодать семейной жизни. Родители его умерли, братьев и сестер у него не было, но по характеру он был человеком теплым и домашним. Будь у него сестра, он бы ее обожал, он избаловал бы матушку, и пребывал как раз в том возрасте, когда подумывают о женитьбе; до сих пор он был вполне счастлив со своими многочисленными возлюбленными, каждая из которых, расставшись с ним, вопреки обычной практике оставалась его преданным другом; он обожал детей и думал, что, наверное, пора уже ими обзаводиться, если он не хочет быть совсем старым, когда его старшему сыну исполнится двадцать. В последнее время даже Сан-Сальваторе казался ему несколько сиротливым. Проходя по замку, он слышал эхо своих шагов. Он чувствовал себя здесь одиноким, таким одиноким, что в этом году решил пропустить здешнюю весну и сдать замок в аренду. Он хотел, чтобы в замке у него была жена. Ему нужен был этот последний штрих тепла и красоты, потому что, когда бы он ни думал о жене, ему на ум приходили только слова «тепло» и «красота» – несомненно, его жена будет женщиной доброй и красивой. Он сам удивлялся тому, как нежно уже любил эту несуществующую жену.

Его дружба с этой дамой с прекрасным именем развивалась так быстро, что, идя по дороге к маяку, он представлял, как расскажет ей все о себе, о своем прошлом и о надеждах на будущее, и мысль о так стремительно развивавшемся доверии заставила его рассмеяться.

– Почему вы смеетесь? – улыбаясь, спросила она.

– Я словно вернулся домой, – ответил он.

– Но вы же действительно вернулись домой!

– Я имею в виду, как будто вернулся домой… Домой к семье. У меня никогда не было семьи. Я сирота.

– О, неужели? – сказала Роуз с должным сочувствием. – Надеюсь, вы не были сиротой очень долго. Нет, не так… Я не то имела в виду, что вы долго пробыли сиротой. Нет… Опять не то. В общем, не знаю, что я имела в виду, кроме того, что мне очень жаль.

Он снова рассмеялся:

– О, я к этому привык. У меня никого нет. Ни сестер, ни братьев.

– Значит, вы единственный ребенок, – вынесла она уместное суждение.

– Да. И в вас есть что-то, что точно отвечает моему представлению о… о семье.

Она искренне удивилась.

– Что-то такое… уютное, – он смотрел на нее, подбирая слова.

– Ну, вы бы передумали, взглянув на мой дом в Хампстеде, – сказала она, представив суровую, холодную обстановку дома, в котором не было ничего мягкого, кроме злосчастной презренной софы Дюбарри. Неудивительно, подумала она вдруг с предельной ясностью, что Фредерик избегает дома. В его семье не было ничего уютного.

– Убежден, что любое место, где бы вы ни оказались, должно быть похоже на вас, – сказал он.

– Уж не хотите ли вы сказать, что и Сан-Сальваторе на меня похож?

– Именно это я и хочу сказать. Разве вы не видите, насколько он прекрасен?

Он уже сказал ей несколько таких фраз. Она наслаждалась прогулкой. У нее не было настолько приятных прогулок со времен ухаживаний Фредерика.

Она вернулась вместе с мистером Бриггсом к чаю, и мистер Уилкинс заметил, что выглядит она теперь совершенно иначе, не так, как раньше. А вот и проблемы, вот и проблемы, сказал себе мистер Уилкинс, мысленно потирая свои адвокатские руки. Он так и видел, как его приглашают для совета. Арбатнот против Бриггса. Беда на пороге, рано или поздно беда случится. Но почему тогда телеграмма Бриггса стала для леди ударом? С другой стороны, она могла побледнеть от нечаянной радости, и тогда неприятности еще ближе, чем он предполагал. Сейчас, правда, она не была бледной, но впервые за все время, что он ее видел, соответствовала своему имени. Что ж, он как раз тот человек, к которому обращаются в беде. Он, безусловно, сочувствовал всем в беду попавшим, но что поделаешь – он как раз тот, кто им нужен.