Борис Виан - Пена дней [litres]

Профессор потемнел в лице и стал похож на мулата.

– Досадно, – пробормотал он. – Впрочем, так я и думал.

С минуту он постоял, размышляя, потом заметил, что все еще держит в руке зубную щетку.

– Возьмите, – сказал он Колену, протянув ему щетку. И добавил, повернувшись к Хлое: – Садитесь, детка.

Д’Эрьмо обошел вокруг своего письменного стола и тоже сел.

– Видите ли, – сказал он ей, – у вас что-то с легким, точнее, в легком. Я надеюсь, что это… – Он оборвал фразу и резко встал. – Да чего попусту болтать, идемте со мной. А вы, – добавил он, обращаясь к Колену, который решительно не знал, что ему делать с зубной щеткой, – положите ее куда хотите.

Колен хотел было пойти вслед за Хлоей и профессором, но не смог, пока не отодвинул невидимую, но плотную пелену, которая вдруг оказалась между ними. Он почувствовал странное теснение в груди, и сердце его забилось с перебоями. Он сжал кулаки, силясь прийти в себя. Собрав всю свою волю, он все же ухитрился сделать несколько шагов, и как только он коснулся руки Хлои, все разом прошло.

Профессор вел Хлою за руку. Они вошли в небольшой кабинет с белыми стенами и хромированным потолком. Какой-то приземистый, сверкающий полированным металлом аппарат занимал целиком одну из стен.

– Вам лучше сесть, – сказал профессор. – Это не займет много времени.

Напротив аппарата висел экран из червонного серебра в хрустальной раме, и только одна черная эмалированная ручка посверкивала на цоколе.

– Вы хотите присутствовать? – спросил профессор Колена.

– Да, если можно, – ответил Колен.

Профессор д’Эрьмо повернул ручку. Свет из кабинета убегал ярким потоком в щель под дверью и в вентиляционную решетку над аппаратом, и постепенно экран осветился.

Профессор д’Эрьмо ободряюще похлопывал Колена по спине:

– Да вы не огорчайтесь, старина. Может, обойдется.

Колен стоял, не поднимая глаз, вид у него был раздавленный. Хлоя держала его под руку. Она изо всех сил старалась казаться веселой.

– Ну конечно, – сказала она. – Должно же это когда-нибудь пройти…

– Наверное, – пробормотал Колен.

– Короче говоря, – заключил профессор, – если она будет точно выполнять мои назначения, то ей, вероятно, станет лучше.

– Вероятно, – повторил Колен.

Они стояли втроем в круглом белом вестибюле, и голос Колена, отражаясь от потолка, звучал словно издалека.

– Как бы то ни было, – добавил д’Эрьмо, – я пошлю вам счет.

– Само собой разумеется, – сказал Колен. – Благодарю вас за ваши хлопоты.

– Если дело не пойдет на поправку, вы снова ко мне придете. Остается еще возможность оперативного вмешательства, которую мы пока даже не обсуждали…

– Да, конечно, – сказала Хлоя, стиснув локоть Колена, и на этот раз она зарыдала.

Профессор обеими руками подергивал бородку.

– Весьма досадно, – сказал он.

Воцарилась тишина. Сквозь прозрачную дверь они увидели, как появилась медицинская сестра и дважды коротко постучала. В толще двери вспыхнули зеленые буквы указателя: «Войдите».

– Приехал какой-то месье, – доложила она. – Он просит передать, что Николя уже здесь.

– Благодарю вас, Шлюха, – сказал ей профессор. – Вы свободны.

И сестра удалилась.

– Ну что ж, – пробормотал Колен. – До свидания, профессор д’Эрьмо.

– Несомненно, – сказал профессор. – До свидания, лечитесь… И постарайтесь куда-нибудь уехать…

– Что, плохо? – спросил, не поворачивая головы, Николя, прежде чем машина тронулась с места.

Хлоя все еще рыдала, уткнувшись в белый мех, а Колен выглядел как мертвец. Запах тротуаров заметно усиливался, испарения эфира обволокли всю улицу.

– Поехали, – сказал Колен.

– Что у нее? – снова спросил Николя.

– Самое скверное…

Тут Колен сообразил, что он говорит, и взглянул на Хлою. Он так любил ее в эту минуту, что готов был убить себя за неосторожно вырвавшиеся у него слова. Хлоя, забившись в угол сиденья, кусала себе пальцы. Ее шелковистые волосы упали ей на лицо, а меховая шапочка валялась под ногами. Она вся исходила в плаче, будто грудной младенец, только плач этот был беззвучный.

– Прости меня, Хлоя, я чудовище.

Колен придвинулся к ней и прижал ее к себе. Он целовал ее бедные, обезумевшие глаза и слышал глухие и редкие удары своего сердца.

– Мы тебя вылечим, – сказал он. – Я только хотел сказать, что для меня нет ничего ужаснее, чем видеть тебя больной, какой бы ни была твоя болезнь…

– Мне страшно, – сказала Хлоя. – Он наверняка сделает мне операцию.