Иван Беркутов - Собибор. Восстание в лагере смерти

Когда комендант вышел из барака, Хаим выпустил рукоятку ножа, который продолжал сжимать. Он не смог! Не смог ударить врага ножом – даже для спасения любимой! Грош ему цена!

Бекман, проводив начальника взглядом, пожал плечами и снова задремал. А Хаим и Сельма, не сговариваясь, тихо вышли из барака. Отошли за угол. Теперь Хаим мог обнять любимую уже не под угрозой наказания, не под дулом пистолета, а по желанию, по любви.

– Ты очень красивая! Очень! – шептал он. – Но я… я не могу тебя защитить! Что я за человек?! Что за человек?!

Сельма в ответ гладила его лицо.

– Ты очень, очень хороший, – говорила. – Именно потому, что не можешь убивать…

Однако в этот день им было не суждено остаться вдвоем, хоть на минуту вырваться из-под надзора нацистов. На этот раз их заметил капо Берлинер. Точнее, он заметил колье на шее у Сельмы.

– Украла? – ухмыльнулся он. – Ну, смотри у меня! Впрочем, у меня сегодня хорошее настроение. Иди-ка сюда, госпожа Грудь!

Сельма шагнула к нему, и Берлинер тут же принялся ее грубо лапать. У него, в отличие от коменданта Френцеля, не было никаких комплексов – только грубое животное желание, которое он хотел немедленно удовлетворить. И он тискал, тискал грудь девушки. А она… она изображала удовлетворение, она улыбалась ему – все для того, чтобы он не обнаружил патроны, спрятанные у нее за пазухой.

– Смотри, нравится ей! – заявил Берлинер.

Однако то, чего мы больше всего страшимся, зачастую и происходит. Пальцы капо наткнулись на что-то твердое. Миг – и он извлек на свет один патрон, потом второй, третий…

– Что это? – воскликнул он. – Где ты взяла? Как посмела?!

Его лицо исказилось. Он уже не думал о наслаждении.

– Конец тебе, тварь! – заявил Берлинер, извлекая свой знаменитый кнут. – Будешь знать, как оскорблять великий рейх!

Схватил Сельму за волосы, потащил ее к бараку.

– Сейчас разберемся! – зловеще произнес он.

И это были последние слова в жизни капо Берлинера. Неожиданно чьи-то крепкие руки сдавили шею капо, другие руки схватили его и потащили куда-то в сторону. Он открыл рот, чтобы крикнуть – и тут же его заткнули вонючей тряпкой. Извернувшись, Берлинер разглядел своих недругов – и изумился. Тут был тихоня Шломо, были Юзеф и Ицхак – но также и капо Бжецкий… Именно Бжецкий сдавил крепкую шею бывшего боксера и держал хватку до тех пор, пока Берлинер не дернулся в последний раз – и затих.

Спустя несколько минут Берлинера, уже мертвого, затащили в столярную мастерскую и бросили на пол у стены. Теперь те, кто принимал участие в расправе с капо, могли отдышаться.

– Вот гад! – воскликнул Шломо. – Он чуть не сорвал нам всю операцию!

– Да, если бы он поднял шум… если бы немцы узнали, что мы собираем патроны, они могли догадаться, что готовится побег, – согласился Бжецкий.

– Теперь уже не догадаются! – заявил Юзеф.

А Шломо, обращаясь к толстяку Берлинеру, сказал:

– Ступай в ад, нацистская подстилка!

Бжецкий, самый деловитый и опытный среди них, сказал:

– Пойду, доложу немцам, что толстяку стало плохо и я уложил его на койку. А то как бы не принялись его искать.

Выходя, он в дверях столкнулся с вошедшим в барак Печерским.

– Вот, первый готов, – сказал он, кивая на лежащего у стены Берлинера. – Пришлось придушить – он обнаружил у Сельмы патроны.

Тут же к своему названому отцу поспешил юный Шломо.

– И наша нежность, и наша дружба сильнее страсти, крепче, чем любовь! – пропел он, подражая Вадиму Козину, его песне с пластинки. – Вот, Саша, смотри, первый убит! Правда, не эсэсовец, а капо…

Остальные молчали – ждали, что скажет командир. А он оглядел их всех и сказал:

– Ну, что же. Получится чуть раньше, чем я намечал, но пусть так. Завтра.

– Что завтра, Саша? – спросил Калимали.

– Сейчас объясню. Только пусть Бжецкий вернется и сядет на место.

– Но я хотел сказать немцам, что Берлинер заболел! – стал возражать капо. – Как бы они не хватились толстяка…

– Надеюсь, что не хватятся. Но без вас нельзя проводить совещание – у вас очень важная роль в восстании. Так, теперь пусть Аркадий встанет снаружи у дверей и следит за каждым, кто подойдет к мастерской. Лишние уши нам не нужны.

Когда Аркадий Вайспапир занял свой наблюдательный пост и все расселись по местам, Печерский начал излагать план восстания:

– В первую очередь мы должны уничтожить офицерскую группу, управляющую лагерем. Только при этом условии наше восстание имеет шансы на успех. Оставшись без офицеров, охранники и капо будут лишены руководства. Они не будут знать, что им делать. Вряд ли кто-то из охранников возьмет на себя инициативу и станет руководить борьбой с восставшими. Враги будут разрознены. Так что уничтожение офицеров – самая важная задача. Убить их нужно поодиночке, без малейшего шума. И при этом быстро – не более чем за час. Быстрее вряд ли получится, а растягивать на более долгое время опасно – кого-то могут хватиться, поднимут тревогу.