Юрий Чернов - Земля и звезды - Повесть о Павле Штернберге

— Прапорщики сложить оружие отказались. У них триста пятьдесят штыков, пулеметы. Штурмовать — много крови прольется.

Речь Сокола похожа на рапорт. С упрямой решимостью он оперся на спинку стула, Всем видом давая понять: лезть на рожон нет смысла, но если надо — мы готовы…

— Что же вы предлагаете? — спросил Штернберг.

Вместо ответа по существу Сокол сообщил:

— Школа прапорщиков объявила нейтралитет.

— Ах, нейтралитет! — Павел Карлович сделал шаг к Соколу. — И вы в него верите?

Сокол замялся.

— А я не верю. В дни войн и в дни революций нейтралитет — штука зыбкая, ненадежная, недолговечная. Нейтральные — между молотом и наковальней. Они колеблются, выжидают, лавируют. Вихрь событий в любую минуту грозит захватить, закрутить, затянуть их. Особенно не люблю нейтральных, у которых в окнах — пулеметы…

Решили: не тянуть ни часу. На рассвете 55-му запасному полку обезвредить школу прапорщиков, разоружить…

В ту ночь все колесики в механизме Замоскворецкого ВРК пришли в движение; с той ночи Штернберг возглавил Военно-революционный комитет и получил право главной подписи под документами.

Не дожидаясь рассвета, Люсик Лисинова с однокурсником и другом Алексеем Столяровым взялась доставить на Скобелевскую площадь донесение. Студентов, «убегающих от большевиков», юнкера пропускали.

Зинаида Легенькая, коротко остриженная, похожая на юношу, с двумя подругами отправилась разведать обстановку в районе Кремля. Они, кондуктора трамвайного парка, перекинув через плечо рабочие сумки, готовы были держать ответ: мы в утреннюю смену, спешим в Сокольнический парк.

Легенькую в разведчицу сосватал Апаков.

Две колонны красногвардейцев и солдат выступили к штабу Московского военного округа и Александровскому военному училищу.

Едва рассвело, Штернберг, сопровождаемый Соколом и двумя двинцами, рассмотрел позиции школы прапорщиков. У ограды маячили усиленные посты.

— Берите лошадей, — приказал Павел Карлович Соколу, — и выкатывайте сюда шестидюймовые орудия.

— Я вам докладывал, — напомнил Сокол, — орудия без снарядов и без замков.

Показывая береговые дальнобойные орудия французского образца, стоявшие за казармами 55-го полка, он действительно доложил о них: пушки приведены в негодность бежавшими офицерами.

— Я не забыл, — подтвердил Штернберг. — Выкатывайте Орудия. Солдаты с оружием пусть стягиваются в сад Павловской больницы. Маскироваться не надо. Прапорщики должны видеть из окон, что затевается горячая баня…

Слякотное утро незаметно перешло в слякотный, промозглый день. Дождь — непрерывный, бесконечный, временами смешанный с мокрым снегом — размыл грани времени.

Вернувшись в ВРК, Штернберг обессиленно сел. Хотелось снять сапоги, пошевелить пальцами, не подымаясь со стула, выпить кружку кипятку. Внизу, в зале со сдвинутыми столами, красногвардейцы цедили из бачка воду. Шел пар, — значит, не остыла.

«Попить бы!»

Ему вдруг так захотелось пить, что он ощутил во рту привкус железа: в воде из бачка всегда отдавало железом, но и вода, и бачок были мгновенно забыты — на столе задребезжал телефон. Далекий голос сообщил, что Зинаида Легенькая благополучно перешла «линию фронта», скоро будет в ВРК.

Павел Карлович расстелил на столе карту. Запотевшее, забрызганное дождем пенсне мешало смотреть, линии расплывались. Он вынул из куртки платок, чтобы протереть пенсне. Из платка выпал осколок стекла.

«Даже в карманах стекла!»

Он не удивился, разглядывая не очень правильный треугольник с рваными краями и воскрешая ту минуту, когда шофер крикнул: «Глаза!» — и со звоном брызнули в кабину осколки ветрового стекла.

Ночной мост, голые деревья, полосатая будка с юнкерами, выгнутый шлагбаум, глухие хлопки выстрелов — все это, казалось, миновало давным-давно. Более поздние события оттеснили недавнюю ночь.

После громыхающего моста была школа прапорщиков, выжидательно ощетиненная, притаившаяся за каменной оградой, готовая полоснуть огнем из подвалов, из траншей.

Начальник школы, георгиевский кавалер, не в меру, по словам Сокола, честолюбивый и горячий, увидев холодные стволы дальнобойных орудий, обмяк и скис. Он предпочел выйти, размахивая полотенцем, заменившим белый флаг, чем лежать погребенным среди руин школы.

Трофейное оружие пришлось очень кстати: и трехлинейные винтовки, и пулеметы, и ящики с патронами. Будущие прапорщики разбежались кто куда. Лишь начальник школы остался и попросил разрешения осмотреть орудия.