Юрий Чернов - Земля и звезды - Повесть о Павле Штернберге

Стало напряженно-тихо. Последняя телефонограмма, полученная в Замоскворечье из центра, сообщала об ультиматуме Рябцева и содержала призыв прислать войска для охраны Моссовета.

Дошли ли подкрепления? Что там, в центре? Неведенье порождало тревогу.

Павел Карлович обвел взглядом сидящих. Пожалуй, он знал всех — одних меньше, других больше. Файдыша он помнил семнадцатилетним студентом, возглавлявшим одну из лучших групп по съемке Москвы. Штернберг уже тогда величал его по имени и отчеству — Владимир Петрович, но, по существу, это был мальчик. Павел Карлович вспомнил, как Владимир порезал зингеровской бритвой подбородок, и неуклюжий великан Преображенский издевался над ним:

— За одного резаного двух нерезаных дают!

Теперь Файдыш стал старше на десять лет тюрьмы и ссылки. В его движениях, взгляде и голосе появились уверенность и самостоятельность.

«Опора надежная», — Павел Карлович перевел взгляд на Петра Добрынина, который сам себя называл «послом Замоскворечья в Центральном штабе Красной гвардии». «Посол» отлично знал район, людей, неплохо владел оружием, в голове его рождались бесчисленные стратегические планы. Настало время проверить их на практике.

Трамвайщик Петр Апаков сидел у самого окна и курил, переняв, очевидно, у Добрынина добрую традицию — дым выпускал в форточку. Апаков дважды бывал в гостинице «Дрезден» и оба раза приходил с дельными предложениями. Во всяком случае, трамвайные телефонные будки «эксплуатировались» разведчиками, по его собственному выражению, «на всю железку».

Остальных Павел Карлович знал понаслышке: Сокола, молчаливо-хмурого солдатского вожака, представлявшего 55-й запасной полк; Петра Арутюнянца — лобастого, черноглазого студента из Коммерческого института, о котором Добрынин говорил:

— Энергия Арутюнянца спит только тогда, когда спит Арутюнянц.

Люсик Лисинова что-то шептала насупленному Соколу. Рядом с ним, одетым в солдатскую шинель, ее белая блузка казалась особенно воздушной, а волосы еще угольнее, чернее, чем были на самом деле. Штернберг Лисинову встречал в Московском комитете — она слыла превосходным агитатором, а в первые дни восстания увидел ее В бывшем доме генерал-губернатора. Люсик приходила с донесениями из Замоскворечья.

— Не попадетесь? — спросил ее Павел Карлович, передавая «Вопросник», отпечатанный Катенькой в ночь на двадцать шестое.

— Юнкера со студентками ведут себя корректно, — ответила Люсик, строго откинула голову, сощурила большие черные глаза, поправила на переносице пенсне, подчеркивавшее ее интеллигентность, и гордо пересекла комнату, показывая, как она проходит мимо юнкеров…

— Ну, с чего начнем?

Штернберг обернулся к стене, занятой планом района со знакомыми пометками угловых зданий, высоких каменных домов, проходных дворов.

— Так, так, — Павел Карлович вернулся к столу, взял в руки затрепанную, зачитанную до ветхости маленькую книжонку, лежавшую возле телефона, и удивленно обрадовался, узнав в ней пособие Вычегодского «Тактика уличного боя».

«Судьбе этой книжки, — подумал он, — мог бы позавидовать любой великий беллетрист. Зачитана, превратилась в лохмотья. Но с нею не расстаются…»

По тишине, наступившей в большой комнате, по взглядам товарищей он ощутил то острое нетерпение, с которым ждут от него новостей. Тонкое лицо Владимира Файдыша заострилось больше обычного; Апаков докурил цигарку, приготовился слушать. Добрынин чуть приподнял голову, увенчанную такой шевелюрой, которой хватило бы с лихвой на двоих.

«Положение сложное», — вертелась на языке первая фраза. В Моссовете кое-кто называл положение «критическим». Штернберг опустил эпитеты:

— Положение следующее.

Павел Карлович решил, что правильнее будет, если он ознакомит соратников с обстановкой, со всеми ее плюсами и минусами, не спеша с готовыми выводами, не навязывая свою или чью-либо точку зрения.

Рассказ его был предельно конкретен и краток.

Период неопределенности позади. Иллюзия переговоров между непримиримыми врагами развеяна. Комитет общественной безопасности, объединивший всю контрреволюцию, объявил нам войну.

Какова расстановка сил?

Противник хорошо вооружен, организован, обучен. Есть сведения: на помощь Рябцеву идут с фронта казаки, драгуны, артиллерия. Намерения белой гвардии обнажились. Ультиматум, очевидно, означает: завтра-послезавтра будет предпринята попытка задушить ВРК, обезглавить восстание.