И она сняла маленькую квартирку на Сороковой улице. Горничная-негритянка приходила каждый день убираться и варить для нее кофе — она сказала, что ей «надоела вся эта возня по хозяйству», и Эд, уже двадцать лет женатый на женщине, страстно преданной домашнему хозяйству, восхищался этой романтической ленью и чувствовал себя настоящим мужчиной, поощряя ее прихоти.
Она почти никогда ничего не ела до самого ужина, но из-за алкоголя продолжала полнеть. Сухой закон был для нее только поводом для шуток. Ведь всегда можно достать сколько угодно виски. Она никогда не бывала явно пьяна, но и редко бывала трезвой. Теперь требовалась все большая порция, чтобы держать ее в приятном забытьи. Если она выпивала слишком мало, то впадала в глубокую меланхолию.
Эд познакомил ее с рестораном Джимми. Он был горд гордостью провинциала, который надеется, что его примут за коренного жителя, потому что он знает маленькие новые ресторанчики, занимающие нижние этажи неприглядных домов из бурого песчаника; места, где при упоминании имени друга-завсегдатая можно получить виски и джин. Ресторан Джимми был излюбленным местом приятелей Эда.
Здесь через Эда она познакомилась со многими мужчинами и женщинами и завела много мимолетных друзей. Мужчины часто приглашали ее куда-нибудь, когда Эд был в Утике. Он гордился ее популярностью.
Она привыкла ходить в ресторан Джимми одна, если ее никто никуда не приглашал. Она была уверена, что встретит там знакомых и сможет присоединиться к ним. Это был клуб ее друзей — и мужчин и женщин.
Женщины, посещавшие этот ресторан, были поразительно похожи друг на друга, и это было странно, потому что состав их постоянно менялся из-за ссор, переездов и новых, более выгодных связей. И тем не менее, новенькие всегда были похожи на тех, чье место они заняли. Все они были крупными и толстыми женщинами, с широкими плечами и роскошными бюстами, с полными красными лицами. Они громко и часто хохотали, обнажая темные без блеска зубы, похожие на квадратные глиняные осколки. Они выглядели здоровыми, как обычно выглядят рослые люди, и в то же время было что-то нездоровое в их еле заметном упрямом стремлении сохраниться как можно дольше. Им могло быть и тридцать шесть и сорок пять.
К своему имени они прибавляли фамилию своего мужа — миссис Флоренс Миллер, миссис Вера Райли, миссис Лилиан Блок. Это позволяло им сочетать респектабельность замужнего положения с прелестью свободы Однако только одна или две из них были действительно разведены. Большинство никогда не вспоминали о своих призрачных супругах; некоторые, расставшиеся с мужьями сравнительно недавно, рассказывали о них вещи, представлявшие огромный интерес с биологической точки зрения. Некоторые были матерями, но у каждой было только по одному ребенку — мальчик, который посещал где-то школу или девочка, о которой заботилась бабушка. Часто, уже под утро, они показывали друг другу фотографии детей и при этом заливались слезами.
У них был покладистый характер, они были сердечными, дружелюбными и весьма почтенными на вид женщинами. Их основным достоинством было спокойствие. Они стали фаталистами, особенно в отношении денег, и поэтому их ничто не волновало. Как только их фонды угрожающе уменьшались, появлялся новый вкладчик; так случалось всегда. Целью каждой было иметь одного мужчину, иметь его постоянно, чтобы он платил по всем ее счетам, а в обмен они готовы были немедленно отказаться от всех остальных поклонников и, возможно, даже сильно привязаться к этому единственному избраннику, так как в своих чувствах они были нетребовательными, относились ко всему спокойно и легко приспосабливались. Но с каждым годом найти постоянного поклонника становилось все труднее. На миссис Морз смотрели как на счастливицу.
Этот год был удачным для Эда, он увеличил ее содержание и подарил ей котиковое манто. Но она должна была внимательно следить за своими настроениями. Он требовал веселости. Он не хотел слышать о болезнях или усталости.
— Послушай-ка, — говорил он, — у меня по горло своих забот. Никто не хочет слушать о несчастьях других, кисанька. Будь хорошей девочкой и забудь обо всем. Слышишь? Ну, теперь улыбнись мне разок. Вот и хорошо, крошка.
У нее никогда не возникало желания ссориться с ним, как она ссорилась с Херби, но ей хотелось иметь право иногда пожаловаться на свою грусть. Это было удивительно: другие женщины, которых она знала, не должны были бороться со своими настроениями. Так, например, миссис Миллер часто рыдала, и мужчины стремились развеселить и утешить ее. Другие целыми вечерами повествовали о своих заботах и болезнях, и их кавалеры относились к ним с глубоким сочувствием. Но, как только у нее портилось настроение, она сразу становилась ненужной. Однажды в ресторане Джимми, когда она не могла развеселиться, Эд ушел, бросив ее одну.
Читать дальше