Альберт Бехтольд - Петр Иванович

Но Карла Карловича этот упрек только забавляет:

– Невеста – милая, тонкая, прелестная – дожидалась только Петра Ивановича. Суженого, говорят, конем не объедешь!

Так за шутками пролетел весь вечер, не заметили, как наступила полночь. Ребману пришло время прощаться, к большому сожалению хозяев, по крайней мере, они его в этом уверяли. Но ему нужно успеть на последний трамвай, чтобы не пришлось добираться домой пешком в нынешнее, столь неспокойное время.

С тех пор каждый раз, когда он приходит с очередным визитом, первый его вопрос о том, как поживает невеста?

Так продолжалось, пока однажды Карл Карлович не сообщил:

– Сегодня вечером мы отправимся к ней. Она будет рада с вами познакомиться.

Взволнованный Ребман говорит без умолку:

– Кто это радуется нашему знакомству? О ком вы говорите?

– Наша Женечка. Пойдемте, все уже в сборе, только нас дожидаются, и дети давно там.

– Но я ведь все это принимал за шутку.

– Мы тоже, а как же иначе? Но вам все равно разрешается идти с нами.

– Так кто же эти люди?

– Об этом не принято спрашивать. Разве брата вы тоже донимали расспросами, прежде чем придти к нам впервые?

Когда Карл Карлович сообразил, что Ребман артачится, он объяснил:

– Если вы так уж непременно желаете знать, мы приглашены к моей сестре. Но она замужем, так что не бойтесь, мы вас не просватаем. К тому же нас ожидает изысканный ужин!

Тут уже Ребман не смог отказаться от приглашения. Они идут вдоль Покровского бульвара, мимо Политехнического института, затем сворачивают в переулок и подходят к большому дому:

– Вот мы и пришли. Красивый дом, не правда ли? Принадлежит моему шурину. В нем пять восьмикомнатных квартир!

И здесь Ребмана тоже встречают, как старого знакомого:

– Добро пожаловать! Карлуша нам много о вас рассказывал.

Его всем представляют: прежде всего, хозяйке и хозяину, они оба уже в летах. Затем обеим их дочерям: Жене и Марфе. Здесь же сестра хозяина, которая живет с ними. Несколько кузин и кузенов. За столом собралось целое общество и, как в старые добрые времена, на столе было всего в изобилии.

– Вы что же, состоите в должности министра снабжения? – обратился к хозяину Ребман.

– Да, но только в своей семье. По нынешним временам не особенно хочется отвечать за других.

– Зато о своих вы отменно позаботились, хоть, судя по всему, – тут он указал на стол – и не без помощи тайного благодетеля.

Хозяин довольно смеется:

– У нас есть кое-что получше «тайного благодетеля» – собственное имение. Оно, как видите, снабжает нас хлебом насущным. Иначе пришлось бы туго, теперь ведь никакая коммерция не спасает от голода.

– А у вас свое дело? – любопытствует Ребман.

– Да, в некотором роде, но я не торгую. Не поймите меня превратно, я не вас имею в виду, я ведь даже толком не знаю, чем вы занимаетесь. Речь и не о Карле Карловиче, а о двух других моих шуринах: они продают то, что я изготовляю.

Во время разговора Ребман все посматривал на ту из дочерей этого богатого господина, которая, судя по всему, и была предметом их домашних шуток. Это был как раз тот случай, когда в шутке таилась изрядная доля правды. Ее действительно зовут Женя, и она вполне соответствует тем требованиям, которые он предъявлял к своей будущей избраннице: высокая, стройная, ухоженная, как все русские барышни, со свежим цветом лица. С первого взгляда видно, что это девушка из хорошей семьи. Но, по тысяче и одной причине, ни о какой женитьбе не могло быть и речи.

После ужина состоялся концерт. Тетя Соня, старая дева с давно вышедшей из моды прической и манерами немецкой гувернантки, играла Шопена. Играла она превосходно, все наизусть, больше часа. И каждый раз, когда собиралась закончить выступление, все присутствующие хором просили: «Еще только одну пьесу, тетя Соня, еще вот эту – и все!» И так повторялось больше десяти раз.

Затем пошли забавы: шарады, фанты и тому подобное.

В конце концов, даже начали танцевать. И Ребман скользил по паркету с легонькой, как перышко, Женей. Она наговорила ему комплиментов: не только по поводу танцев, но и по поводу его владения русским языком: дескать, еще никогда не встречала иностранца, говорящего без ошибок и без малейшего акцента. Никогда бы не догадалась, что он не русский.

– Но я сам это, к сожалению, замечаю, – сказал Ребман.

– Почему «к сожалению», вы предпочли бы быть русским?

Ребман склонил голову набок:

– Был момент, когда я… Пожалуй, я ничего не имел бы против, если бы появился на свет в России и не знал другой родины. – Кстати, мою первую любовь тоже звали Женя – по-швейцарски Жени.