Арчибальд Кронин - Песенка в шесть пенсов и карман пшеницы (сборник)

В тот же момент она и появилась, с непокрытой головой, улыбающаяся, весьма привлекательная – в простом, но нарядном бежевом костюме, который точно подходил к ее волосам соломенного цвета. Я должен объяснить, что Лотта – шведка, со всей белокуростью, присущей ее соотечественникам, то есть не типичная, изящная, условная блондинка, но крупная, веселая, весьма красивая девушка атлетического сложения, как у чемпионки по метанию диска, и с беспечными медовыми глазами, которые, кажется, всегда смеются. Конечно, она не дискоболка. Она – бывшая стюардесса, которую направили в Цюрих администратором на большую Скандинавскую линию чартерных авиарейсов «Aktiebolaget Svenska örnflyg», и мы, оба использующие эти чартеры, подхватили друг друга в баре аэропорта около четырех месяцев назад, когда я отправлял группу мальчиков в Бирмингем. С тех пор я увлекся Лоттой, и, если бы не одно «но», я бы от нее с ума сходил. Как обычно, я воодушевился, когда она села и скрестила ноги под короткой юбкой. Но рядом уже стоял официант.

– Я тебя опередил, – сказал я по-немецки. В рамках своих обязанностей она говорила на пяти языках и, обучая меня наилучшим способом, довела мой немецкий до уровня, который можно было бы назвать высшим, – мы часто смеялись вместе над тем, как я улещивал комитет фразой «Entschuldigen Sie, mein Herr, können Sie mir zeigen, wo der nachste Abort ist?» – С двойным справишься?

– Если принесут.

Когда официант ушел, я наклонился к ней:

– Ты сегодня невыносимо прекрасна, дорогая.

– Спасибо, сэр.

– У тебя много было ВИПов в последнее время?

– Много, много. Смуглые красавцы.

– Хм… Африканцы или бирманцы?

– Нет-нет, один итальянец, один француз.

– А! Это разбавленный вермут.

Она выдала смешок, прищурив свои кошачьи глаза:

– Я серьезно, Лоуренс. Правда. Два великолепных мужчины.

– Врешь! Только не вздумай спать с ними, иначе я сверну тебе твою шведскую шею. Кстати, – сказал я, вдруг заволновавшись, – ты свободна сегодня днем? Ты была в этом не совсем уверена вчера вечером, когда я тебе позвонил.

– А как насчет тех медицинских исследований?

– Мы вместе займемся ими.

Она выдержала паузу, заставив меня понервничать, а потом в знак согласия кивнула:

– До пяти часов никаких дел.

– Отлично. К тому времени я сам должен быть в аэропорту.

И я вкратце рассказал ей, что встречаю пациента и его мать.

Официант принес две карты меню и напитки. Мы молча изучили их, сделали заказ и спустя полчаса вошли в ресторан, застекленную пристройку с видом на сад и с одной стороны – на реку.

Я так хорошо помню этот восхитительный ланч, последний перед тем, как начались мои проблемы. Для разгона мы выбрали замороженную дыню-канталупу, такую золотистую, такую сладкую и страшно холодную. Лотта, которая, казалось, никогда не заглядывала в будущее или, возможно, не нуждалась в том, чтобы восполнять запасы жизненных сил, выбрала в качестве основного блюда вареный палтус с голландским соусом и мелкий молодой картофель vapeur [154] Приготовленный на пару (фр.) . . У меня был толстый кусок filet mignon [155] Филе миньон (фр.) . , приготовленный au point [156] Хорошо прожаренный (фр.) . со шпинатом и pommes pont neuf [157] Картофель фри по-парижски (фр.) . . Вина мы пили из лучших, но относительно недорогих швейцарских, она – белое «Доул Йоханнесбургер», я – красное «Пино Нуар», и просто наслаждались едой, почти не разговаривая, просто глядя друг на друга. Затем нам захотелось лишь кофе, и прикончили мы его неподобающе быстро.

Квартира Лотты располагалась в новом квартале Клотен, неподалеку от аэропорта. Я отправился туда, припарковал машину за зданием и стоял рядом, пока Лотта открывала ключом дверь. Мне все здесь было знакомо: гостиная с небольшой кухней, спальня и ванная комната, отделанная плиткой, все обставлено просто и функционально, в современном скандинавском стиле, и все исключительно чисто. Всякий раз, когда мы входили в спальню, Лотта задергивала занавески, одаряла меня теплой, нежной улыбкой и, не сводя с меня глаз, начинала с абсолютной естественностью скидывать с себя одежду. Вскоре она вытягивалась на постели.

– Иди скорее ко мне, Лоуренс. Мы так давно это не делали… Я хочу много-много любви.

Совершенно обнаженная, освещенная процеженным сквозь занавески дневным светом, она открыто, естественно и с нескрываемым желанием приглашала к физической близости.

Затем она так пристально изучала мое лицо, как будто оно ее забавляло.