Уильям Моэм - Герой

Миссис Парсонс посмотрела на нее.

– Ты так добра Мэри. Своим отношением к тебе он не заслужил этого. Ты очень устанешь.

– Сил мне хватит. И я хочу помочь. Вы спросите Джейми, не откажется ли он?

– Конечно.

Миссис Парсонс поднялась к сыну, возле которого сидел полковник, задумчиво глядя на него. Джеймс лежал на спине, бледный, вялый, апатичный, и часто дышал. Время от времени его пересохшие губы морщились, словно ни на секунду не покидавшая его головная боль становилась невыносимой.

– Джейми, дорогой, – обратилась к нему миссис Парсонс, – доктор Рэдли говорит, что тебе необходима сиделка, и мы хотели пригласить женщину из Танбридж-Уэллса. Но может быть, ты не станешь возражать, если ее заменит Мэри?

Джеймс открыл глаза, блестящие, с расширенными зрачками.

– Она согласна?

– Мэри будет счастлива, если ты позволишь.

– Она знает, как трудно ухаживать за больным брюшным тифом?

– Ради тебя она готова на все.

– Тогда пусть ухаживает. – Он слабо улыбнулся. – Нет худа без добра, как говорит младший священник.

Он улыбнулся Мэри, когда она вошла, и протянул ей руку.

– Спасибо, Мэри.

– Пустяки! – весело ответила она. – Тебе нельзя говорить. И ты должен делать все, что я скажу, мне придется обращаться с тобой, как с ребенком.

Состояние Джейми не менялось, у него все так же болела голова, лицо стало мертвенно-бледным, на щеках горел лихорадочный румянец, губы посинели, предвещая близость смерти. Он все время лежал на спине с закрытыми глазами, а если открывал их, они неестественно блестели. Казалось, он видит перед собой что-то ужасное и упорно вглядывается в это.

Миссис Парсонс и Мэри старательно выхаживали его. Мэри предугадывала все желания Джейми и выполняла их до того, как он успевал высказать их. Всегда бодрая, она постоянно находилась в прекрасном расположении духа, радостно делала самую трудную работу. Мэри ничем не пренебрегала, ничто не раздражало ее. Она с удовольствием жертвовала собой, беря на себя большую часть работы, и оставляла Джеймса, лишь когда миссис Парсонс убеждала ее передохнуть. Никогда ни на что не жалуясь, Мэри ночь за ночью проводила у постели больного. Она послала за своей одеждой и, несмотря на протесты миссис Клибборн, на время переселилась в Примптон-Хаус.

Миссис Клибборн заявляла, что так нельзя, что подготовленная сиделка сделает все гораздо лучше, да и Парсонсы вполне могли оплатить ее услуги. И вообще со стороны Мэри неприлично навязывать себя Джеймсу, когда тот слишком слаб, чтобы возражать.

– Не знаю, что бы мы делали без тебя, Мэри, – говорил полковник Парсонс со слезами на глазах. – Если мы спасем его, то лишь благодаря тебе.

– Разумеется, спасем! Прошу вас только об одном – ничего не говорите о том, что я сделала. Помогать ему для меня удовольствие, и я не заслуживаю, да и не хочу благодарности.

Но становилось все более сомнительно, что, несмотря на все усилия, им удастся спасти Джеймса, ослабленного раной и тяготами военной кампании. Его состояние ухудшалось. Он был в полном изнеможении и почти постоянно находился в забытьи. Щеки его ввалились, он терял связь с реальностью и утратил всякую надежду на выздоровление. При одном взгляде на его серое лицо на глаза наворачивались слезы.

Врач более не скрывал озабоченности, и наконец миссис Парсонс, оставшись наедине с ним, настояла на том, чтобы он сказал правду.

– Есть ли хоть шанс? – спросила она дрожащим голосом. – Я предпочитаю знать правду.

– Шанс очень и очень мал.

Молча пожав руку доктору Рэдли, миссис Парсонс вернулась в комнату больного, у кровати которого сидели Мэри и полковник.

– Что?

Миссис Парсонс склонила голову, и по ее щекам покатились слезы. Муж и Мэри поняли все.

– Да свершится воля Божья, – прошептал отец. – Да благословенно имя Господа!

Они смотрели на Джеймса с глубокой болью. Горечь и недовольство, которые он вызывал у них прежде, исчезли, они любили его, как и раньше, до отъезда в армию.

– Думаешь, я судил его слишком строго, дорогая? – спросил жену полковник.

Мэри взяла его руку и нежно пожала.

– Не волнуйтесь об этом. Он не таил на вас обиду.

Джеймс впал в кому, но иногда его тело дергалось, по нему пробегала судорога, словно душа хотела вырваться наружу, и пальцы комкали простыню.

– Неужели он не погиб на войне, чтобы испытать это? – беспомощно пробормотал полковник.

Но судьба больше всего любит насмехаться над бедными существами, чье будущее держит в своих руках. Она до последнего мгновения отказывает страждущим сердцам в том, к чему они стремятся, а потом вдруг изумляет их своим даром… Джеймс не умер: безмерная любовь к нему трех человек, которые изо дня в день, из ночи в ночь не покидали его, отогнала смерть. Ему стало чуть лучше, крепкое тело боролось за жизнь, собрав последние силы. Джеймс по-прежнему лежал неподвижно, но воля к жизни делала свое дело, и он пошел на поправку. Очень быстро Джеймс отступил от той опасной черты, перешагнув которую уже не возвращаются.