Уильям Моэм - Герой

Вернувшись в Литл-Примптон, он тотчас заметил, что за минувшие пять лет родители совершенно не изменились: все так же цеплялись за предрассудки, произносили все те же банальности. Джеймса угнетала рутина домашней жизни. К удивлению Джеймса, его родители не имели понятия о том, что, по его разумению, знали все, и крепко держались за представления, давно утратившие смысл. Он посмеялся бы над предрассудками родителей, но для них они были законом, и этот закон управлял всеми их поступками. Не изменился в доме даже порядок дня, установленный в давние годы. Джеймс осознал, что родители всеми силами тянут его в неволю, на которую добровольно обрекали себя. Любовно и нежно они пытались надеть ему на шею ярмо, сбросить которое он уже не смог бы.

За пять лет, проведенных вне дома, Джеймс научился составлять обо всем собственное мнение, ничего не принимать на веру, задавать вопросы, сомневаться. Критически оценивая окружающее, он старался все понять, а не руководствоваться готовыми объяснениями. Он обнаружил, что у любой медали есть две стороны. Этого никогда не поняли бы полковник Парсонс и его жена. Для них существовала одна точка зрения, представлявшаяся им правильной, все прочее было от лукавого. Сомневаться в истинности того, во что они верили, могли только дураки и грешники. Иногда Джеймса приводила в бессильную ярость самоуверенность, с какой его невежественный отец изрекал прописные истины. Более чем скромный в жизни, он считал себя непререкаемым авторитетом в вопросах, над которыми бились лучшие умы человечества.

Конечно же, Джеймса ужаснули мелочность и предрассудки родителей. Не читая книг (чтение они считали пустой тратой времени), его отец и мать до предела сузили круг своих интересов, ограничиваясь насущно необходимым. Мысли их занимали только соседи и повседневные подробности их жизни. Они вели почти растительную жизнь. Говорили лишь о самом простом, все прочее было им скучно или недоступно их пониманию. Джеймс разговаривал с ними как с детьми, и скука этих бесконечно тянущихся дней стала невыносима для него.

Иногда он так злился, что не мог удержаться от спора, спровоцированного отцом. Казалось, неведомая сила заставляла полковника Парсонса обострять отношения с сыном. Природная доброта полковника внезапно сменялась бесконтрольным раздражением. Однажды он читал газету.

– Вижу, нам опять пришлось отступать. – Он поднял голову.

– Ох!

– Полагаю, ты рад, Джейми?

– С чего мне огорчаться?

– Ты всегда заодно с врагами своей страны. – Полковник Парсонс обратился к шурину: – Джеймс говорит, что сражался бы с нами, будь он буром.

– За такие слова отдают под трибунал! – воскликнул майор Форсайт.

– Не думаю, что он говорит серьезно, – вмешалась миссис Парсонс.

– Конечно, серьезно, – возразил раздраженный Джеймс. – И ты, будь ты бурской женщиной, дорогая мама, стреляла бы в нас из-за копны вместе со своими соплеменниками.

– Буры – грабители и бандиты.

– То же самое они говорят о нас.

– Но мы правы.

– Они точно так же убеждены в своей правоте.

– Бог не может покровительствовать и тем, и другим, Джеймс.

– Самое удивительное – уверенность, с которой обе стороны заявляют, что пользуются Его защитой.

– Полагаю, грех сомневаться, что Бог с нами в этой праведной войне, – заявила миссис Парсонс.

– Если бы буров не обманул этот старый злодей Крюгер, они никогда не стали бы воевать с нами.

– Буры – странные люди, – заметил Джеймс. – Они предпочитают независимость привилегиям и преимуществам жителей колониальных стран… И более всего меня удивляет, что здесь люди действительно принимают Крюгера за лицемера. Правитель, который искренне не верит в себя и в свою миссию, никогда не имеет такого влияния. Если человек стремится к власти, он должен верить в себя. При этом он может быть недальновидным, нетерпимым к чужому мнению, жестоким. Своих соратников он будет подминать под себя.

– Будь Крюгер честным, он не стал бы мириться со взятками и развратом.

– Кого-кого, а уж Крюгера никак нельзя назвать ни взяточником, ни развратником.

– Каждый настоящий англичанин считает его негодяем и подлецом.

– Через сто лет Крюгера будут превозносить как патриота и героя. К тому времени мнение, основанное на чувствах, станет достоянием истории. А для такого мнения Трансвааль стоит в одном ряду с Польшей.

– Ты говоришь, как сторонник буров, Джеймс.

– Ничего подобного. Но я вижу, сколь противоречиво отношение к этой войне, и пытаюсь найти ей оправдание. Постоянно спрашиваю себя, почему пошел на войну и убивал людей, которые мне совершенно безразличны.