Я высунулся из окна полюбопытствовать, далеко ли улетели вороны. Нескольких я разглядел — одни сидели на вершинах деревьев, другие бесцельно висели в воздухе. Я представил себе, какие они тупые и противные. Их черные тела и клювы просто омерзительны. Я не позволил бы клевать воронам свое тело. Неужели моему телу суждено быть расклеванным и пожранным воронами?! Мое тело — и эти вороны! Какая мерзость!
Я, наверно, просидел у окна довольно долго, потому что девушка появилась снова, неся на голове большой узел стираного белья. На сей раз она не пела. Она свалила узел на раскладушку; отделяя одну вещь за другой, она с силой выжимала их и встряхивала, чтобы расправить. Узел был большой, и, чтобы все белье развесить, понадобилось много времени. Закончив наконец работу, она отбросила назад свободный конец сари, которым была прикрыта ее голова. Она потягивалась и наклонялась из стороны в сторону, выжимая из волос воду, потом, слегка пригладив их руками, начала ходить взад–вперед. Время от времени она отделяла прядь, чтобы взглянуть на нее, а затем небрежно отбросить через плечо. У девушки были длинные черные волосы, но служили они для нее источником гордости или печали, мне сказать трудно. Некоторое время она перебирала волосы, потом собрала их в свободный пучок и, накрыв голову сари, ушла.
Я оторвался от окна. Свояченица явилась меня проведать. Она незамужем, живет в другой части города и учится в местном колледже. Я позвал ее.
— Поди на минутку, а?
— Куда? — засмеялась она.
Опять уставившись в окно, я спросил:
— Ты не знаешь, где дом Джахнави?
— Джахнави? А где она?
— Откуда я знаю, где? Но разве это не ее дом?
— Мне не довелось побывать у нее дома. Она с некоторых пор перестала посещать колледж.
Я переменил тему разговора, прежде чем она смогла бы начать расспросы о Джахнави. Дело в том, что я совершенно ее не знаю, если не считать моего мимолетного с ней знакомства, которое однажды состоялось у меня в доме по настоянию свояченицы. Мне сказали: «Познакомься — Джахнави», — и я принял это как факт. Вот и все. Потом я никогда не интересовался Джахнави. Учла бы свояченица этот существенный момент или он показался бы ей не заслуживающим внимания? Как бы то ни было, я постарался перевести разговор в другое русло. Я знал, что свояченица учится в одном колледже с Джахнави, но поборол искушение начать расспросы.
Сегодня среда. Понедельник пришел и ушел, так же и вторник. Сегодня — день четвертый. И все эти дни я вижу из окна, как дерутся орущие вороны и едят из ее рук; и, чуть ли не отождествляя себя с пожираемым хлебом, она поет и поет:
— Клюйте, вороны, целуйте…
Я не уверен, что ей действительно представляется, будто вороны целуют и едят ее. Вот она призывает их. Похоже, она испытывает счастье, кормя ворон из рук. Она как будто снова и снова повторяет:
— Вороны, я разрешаю вам склевать всю мою плоть до капельки; возьмите все, оставьте мне только глаза. В глазах моих живет надежда; глаза мои принадлежат любимому. Они надеются увидеть его. Возьмите все, но оставьте глаза.
Точно такую же сцену я наблюдал и сегодня утром. Накормив птиц, она спустилась вниз и принесла узел белья; и опять она расхаживала взад–вперед, высушивая волосы, потом собрала их в пучок и убежала.
В тот единственный раз, когда Джахнави была в моем доме, жена моя шепотом посоветовала мне присмотреться к ней повнимательнее, а когда Джахнави ушла, спросила:
— Как она тебе понравилась?
Я ответил:
— Как будто весьма милая девочка. Очень симпатичная. Но в чем дело?
— Тебе не кажется, что она будет хорошей парой для Бирджу?
Бирджу — один из моих племянников, в этом году он получает в колледже степень магистра.
— Бирджмохан?! Он дитя рядом с ней, — сказал я.
Жена удивилась.
— Дитя? Ему в следующем месяце двадцать два стукнет.
— А для этого случая, может быть, нужно, чтобы ему было все сорок четыре. Ты разве не знаешь, что он модный молодой человек? А девушка – совсем простушка, всегда в белом сари. Он ей не пара, или, если тебе так больше по нраву, эта бедняжка не для него, она не дотягивает до его стандартов.
Я был корректен и в то же время саркастичен. Жена пропустила мои замечания мимо ушей. Позднее я узнал, что благодаря ее усилиям начались переговоры с родителями Джахнави. Они продвигались успешно и достигли решающего этапа. Уже были согласованы размеры приданого и другие частности, относящиеся к свадьбе.
Но вдруг все пошло кувырком. Незадолго до свадьбы произошло нечто чрезвычайное. Наш племянник получил письмо, и именно из–за этого письма намеченное мероприятие спешно отменилось. Сначала моя жена казалась крайне подавленной, но очень скоро предалась ликованию. От меня в свадебных делах толку никакого; поэтому со мной не советовались и даже не ставили меня в известность о происходившем. Когда, много позже, я поинтересовался, что же получилось из всей этой затеи, жена с укором вопросила меня:
Читать дальше