Андрей Дугинец - Боевое задание

— Я ей оставил записку: ушел доделывать печку. Это значит, ушел в сарай.

— С кем пошел, не сообщал?

— Зачем же! Вдруг туда наткнется кто чужой.

— Ах, мальчишки, мальчишки! — задумчиво проговорил партизанский командир. — Рано вас война сделала взрослыми…

Вечером партизаны просигналили из-за реки, сообщили, что на ночь остаются там. Есть дело. И только в следующую ночь плот вернулся с тремя гребцами. Моряк и его гарнизон, как он называл трех своих бойцов и Колю, встречали товарищей из-за реки горячей ухой, как изголодавшихся. А те прибыли сытыми, да еще и привезли мешок картошки. Там, в семи километрах, оказалось небольшое, дотла сожженное немцами село Коморы, жители которого второй год зимовали в лесу и молили бога о скорейшем изгнании фашистов.

Когда в тот памятный день по радио сообщили о разгроме фашистов под Москвой, кто-то из жителей Комор вывесил красный флаг над зданием бывшего сельсовета. При оккупантах в этом пятистенном доме жил сельский староста, отец двух полицаев. Целый день развевался тот флаг над селом, а молодежь ходила по улице празднично одетая, пела советские песни, веселилась, словно война уже кончилась. Старики пытались урезонить отчаюг, преждевременно затеявших этот праздник. Но молодые горячие парни не слушались. И согласились только на то, что необходимо выставить посты, чтобы не быть захваченными врасплох, если нагрянут каратели. И только это спасло коморян от жестокой расправы.

Утром в Коморы нагрянули фашисты на большом грузовике. Машина медленно прошла по одной сторона улицы, потом по другой, а эсэсовцы где зажигательными пулями, где факелами поджигали дома. Но все дома были пустыми — люди убежали в лес, еще когда машина остановилась далеко за селом у сожженного за ночь моста и кто-то ударом в рельс подал сигнал тревоги. Не убежал только сам староста Комор, который и вызвал карателей. Однако фашисты его не помиловали. За то, что не справился со своими обязанностями, немцы сожгли его в собственном доме.

Спасшиеся коморяне поместили детей на хуторе лесника, а сами наскоро построили в лесу кто что мог. А так как урожай был закопан в землю, то и с голоду люди не погибли.

С первых дней войны украинцы и белорусы поняли, что оккупанты будут их нещадно грабить, и стали закапывать в землю свой урожай. Сперва рыли ямы во дворах, на огородах, а потом эти схроны стали копать в лесу, подальше от села, которое может сгореть.

«Немцы сами научили все от них прятать», — говорили старики.

И вот теперь эта наука пригодилась коморянам. Кое-как они перезимовали в землянках, разбросанных по лесу. От моста теперь не осталось и следа. Районный староста восстанавливать его не собирался — ему не нужна была дорога в сожженное село. И коморяне целое лето спокойно себе работали на полях, опасаясь только фашистских самолетов, которые имели привычку летать вокруг сожженных сел и расстреливать людей, работающих на полях. Гитлеровцы знали, что погорельцы работают не на них, и нещадно их уничтожали с воздуха. Коморяне и на самом деле работали теперь только на себя и весь урожай увозили в свои подземные хранилища.

Разведчиков «Варяга» коморяне приняли как родных. Накормили, дали с собой и предлагали всяческую помощь, какая потребуется. А молодежь настойчиво просилась в отряд.

В отряд варяжцы пока не взяли никого, так как нужно было в строжайшей тайне хранить место своего расположения. А от дальнейшей помощи не отказывались. Нужно было только срочно достать лодку, потому что плот был уж очень тихоходным средством переправы, а главное, что течением его сильно сносило и каждый раз нужно было по-бурлацки возвращать его вдоль берега к месту причала, и потом только плыть на другую сторону.

Прошло еще три дня, а Веры все не было. Коля, теперь считавший себя партизаном, не смел самовольничать и стал проситься в село, куда ушла сестра. Он объяснил, что это совсем в другом районе, где ни ее, ни его никто не знает, поэтому ничего не случится. Но ему идти не советовали.

— Попадешь на глаза полицаю, что ты ему скажешь? — урезонивал Моряк.

— Выкручусь. Я хитрый! — уверял Коля. — Скажу, что погорелец, из-под Гродно. Потерялся от матери. Возле Гродно живет моя тетя, не раз бывал у нее. А село там правда сгорело. Так что не заврусь.

— Давай еще денек-другой подождем: Красная Армия приблизится, фашисты начнут удирать, им будет не до таких, как ты…

Коля молча кивнул, хотя в душе не был согласен. И занялся лозой. Он плел уже третью заставку. Партизаны охотно переняли его способ ловли рыбы и занялись этим всерьез. Нарезая ровные лозинки и выравнивая их, Коля думал о своем разговоре с командиром отряда. И чем больше ломал над этим голову, тем тверже убеждался, что его не пускают в село, потому что боятся: не проговорился бы, если попадется врагам.