– Он был моим приятелем в армии, – спокойно сказал Ратнер.
– Он муж моей сестры, – заметил наш новый знакомец.
Они тут же пустились в воспоминания, не оставив у меня ни малейших сомнений в том, что наш новый приятель говорит правду, во всяком случае в том, что касалось архитектора.
А от архитектора до строительства особняка где-то в центре Техаса был один только шаг. На деньги из своего последнего состояния он купил себе ранчо, женился и возвел фантастическое шато в какой-то дальней глуши. Его алкоголизм постепенно сошел на нет. Он ужасно любил жену и собирался обзавестись потомством. Ну а потом, короче говоря, один друг убедил его отправиться на поиски какого-то мифического месторождения на Аляске. Жену он оставил дома из опасения, что тамошний климат окажется для нее слишком суровым. По возвращении с Аляски он, желая преподнести жене сюрприз, приехал домой без предупреждения и обнаружил ее в постели со своим лучшим другом. Он выгнал их из дома кнутом посреди глубокой ночи прямо в кромешную метель, не дав даже возможности одеться. Затем, конечно, достал из погребка бутылку, сделал несколько глотков и принялся крушить мебель. Правда, дом, который он построил, был, черт его побери, великоват, и он скоро слишком устал, чтобы довершить начатое. Оставался только один достойный выход – прибегнуть к спичкам, что он и сделал. А затем сел в свою машину и уехал, не озаботившись даже тем, чтобы собрать чемодан. Через несколько дней, находясь уже в отдаленном штате, он прочитал в газете, что его друг замерз до смерти. О жене не было сказано ни слова. До сегодняшнего дня он так ничего и не узнал о постигшей ее судьбе. Вскоре после случившегося он сцепился с одним человеком в баре и раскроил тому череп бутылкой. За что получил полтора года принудработ, в течение которых досконально изучил условия содержания заключенных в тюрьме и предложил губернатору штата ряд мер по их улучшению, каковые были одобрены и воплощены в жизнь.
– Я пользовался большой популярностью, – продолжал он. – У меня хороший голос и немного артистического таланта. Пока там сидел, я веселил народ. Потом опять угодил за решетку. Чепуха! Я приноравливаюсь к любым условиям. В таких заведениях всегда бывают пианино, бильярдный стол и книги – и если не найти ничего выпить, какая-нибудь дурь найдется всегда. Я легко переключаюсь с одного на другое. Какая разница? Ведь все, что нужно, – это отключиться от настоящего…
– Да, но в самом ли деле можно так отключиться? – вставил Ратнер.
– Можно! Дайте мне пианино, литр ржаного и удобное для общения местечко, и я буду счастлив, как только может быть счастлив человек. Видите ли, мне не нужна вся эта параферналия, которой окружаете вы себя. Все, что я ношу с собой, – это зубная щетка. Если мне нужно побриться, я иду в парикмахерскую; если нужно сменить белье, покупаю новое; когда я голоден, я что-нибудь ем; когда устаю – сплю. Для меня нет никакой разницы, где я сплю – в постели или на голой земле. Если мне захочется написать рассказ, я иду в редакцию газеты и беру напрокат пишущую машинку. Если мне нужно съездить в Бостон, все, что нужно, – это показать свой пропуск поездному кондуктору. И любое место для меня становится милым домом, если я могу там спокойно выпить и поболтать с приветливым человеком моего же типа. Я не плачу налогов и обхожусь без квартирной платы, у меня нет начальника и нет обязанностей. Я не голосую на выборах, и мне плевать на то, кто сейчас президент или вице-президент. Я не жажду зарабатывать деньги и не добиваюсь славы или успеха. Да и что можете предложить мне вы, чего у меня нет? Я свободный человек – в отличие от вас! Все, что мне нужно, – это литр виски каждый день – бутылка забытья, всего только. Что касается здоровья, то оно меня не беспокоит нисколько. Я так же силен и здоров, как большинство людей. Если же со мной что-нибудь не в порядке, то я об этом не знаю. Я вполне могу дожить до ста лет, в то время как вас, вероятно, беспокоит вопрос, доживете ли вы до шестидесяти. Для меня существует всего один день – сегодняшний. Если я чувствую себя хорошо, то пишу стихотворение, которое могу выбросить на следующий день. Я не домогаюсь премий по литературе, просто выражаю себя по-своему – вздорно и сварливо.
На этом пункте он как бы застрял, начав распространяться о своих литературных талантах. Его одолевало тщеславие. Когда он стал настаивать, чтобы я взглянул на рассказ, который он набросал для какого-то популярного журнала, я счел за лучшее осадить его. Мне было интереснее слушать о сорвиголове и пьянице, нежели о писателе.
Читать дальше