Анатолий Баранов - Голубые дьяволы

Минька поднялся с корточек, обойдя убитого наводчика, заглянул в стенной пролом: на пустыре, за садами горел немецкий танк, слева от него стояло друг за другом еще два танка, между ними мелькали человеческие фигуры в сером.

— На буксир берут, — задышал Миньке в ухо Австралия. — Видишь, у него бок разворочен. Крепко ему влепили наши.

Сзади хрипло запищало. Мальчишки оглянулись — это пищал телефон. Снова обойдя убитого артиллериста, ребята наклонились над телефонным ящиком. Минька боязливо вынул трубку из ладони сраженного осколком связиста, приложил к уху.

— «Фиалка», «Фиалка», я — «Кипарис»! — кричал в ней чей–то встревоженный голос. — Почему молчишь? Что случилось?

Минька посмотрел на своего дружка, потом на лежащих вокруг орудия артиллеристов, с трудом сдерживая слезы, ответил в трубку:

— Всех поубивало.

— Что? Кого поубивало? Кто говорит? — всполошилась трубка.

— Я говорю, Минька.

— Какой еще к черту Минька?

— Калашников. Мы тут с Мишкой–Австралией, с Луковской улицы пацаны.

— Гм… Почему молчит орудие?

— Оно на боку валяется.

— А пэтээр?

— Их тоже поубивало.

— А немецкие танки где?

— Вон там, на пустыре, возле станицы. Один горит и другой с разбитыми колесами.

— Подожди, я сейчас… — голос в трубке умолкнул.

Минька еще некоторое время подержал ее, затем положил на обтянутую блестящей кожей коробку. В голове у него стоял невообразимый ералаш. Вокруг валяются трупы вчера еще улыбавшихся людей. За дорогой — фашистские танки. Это они убили его взрослых друзей. Эх, жаль, что пушка лежит на боку, а то бы он саданул из нее по проклятому фрицу. Ведь они с Мишкой знают, как из нее стрелять. Вон и снаряды лежат под полом в ровике.

Откуда–то слева зататакал наш пулемет. Мальчики выглянули в пролом. Так и есть: оставшийся невредимым танк потащил за собой на буксире своего подбитого сообщника.

— Мишка! — крикнул осененный внезапной мыслью Минька, — бей фашиста из ружья!

Тут только и Мишка заметил, что противотанковое ружье стоит на. прежнем месте, просунув в бойницу длинный с набалдашником хобот.

Спрыгнув в окопную щель так, чтобы не наступить на убитых бронебойщиков, Австралия уперся худым плечом в железный упор ружья, поймал прицелом пятнистое тело уползающего за бугор танка и нажал на спусковой крючок. Ружье оглушительно бабахнуло и швырнуло неопытного стрелка спиной о стенку окопа. Ну и отдача! Это не в тире из мелкокалиберки. Мишка потер ушибленное плечо, снова приник к бойнице: танк как ни в чем не бывало уходил за линию горизонта.

— А ну дай я! — Минька спрыгнул в окоп к товарищу. Но выстрелить по вражеской машине ему не удалось. Сзади раздался топот множества ног и, оглянувшись, Минька увидел, как в распахнутую дверь ГУТАПа вбегают десантники и вместе с ними тот самый командир, которого наводчик Ахмет называл старшим политруком Левицким.

— Добровольцы? — сказал он без удивления в голосе, подходя по изрубленному полу к окопу, в котором стояли за противотанковым ружьем наши юные друзья. — Как вы сюда попали?!

Ребята молча вылезли из окопа. Минька хотел что–то ответить, но, взглянув на запрокинутое за станину пушки тело Ахмета, судорожно всхлипнул и ткнулся круглой стриженой головой в грудь старшему политруку.

Григорий Дулаев, инструктор Моздокского райкома партии, только что вышел из дому, когда к нему подлетел на бричке сотрудник районной милиции Евстратов.

— А я тебя по всему городу ищу! — крикнул он, натягивая вожжи поводящему боками мерину. — Уже все смотались. Остался ты да Сухоруков — на кирпичном заводе застрял.

— Надо бы хоть шинель захватить, — неуверенно проговорил Дулаев, поворачиваясь к калитке.

— Да на кой она тебе сдалась в такую жарищу. Садись скорей, а то немцы того и гляди все дороги перекроют. Слышишь, гремит как?

Дулаев сел в бричку, махнул рукой: шут с ней, с шинелью, в бурунах для партизан и провиант, и одежда заготовлены. Ему пора быть на месте базирования отряда, да вот задержался, помогая левобережным колхозам организовать эвакуацию скота и имущества.

Около железнодорожного вокзала бричку остановили.

— Не в ту сторону направился, кунак, — подошел к Дулаеву высокий, стройный, огненно–рыжий осетин в летной форме и, приложив руку к фуражке, представился: — Гвардии старший лейтенант Дзусов. Прошу предъявить документы.

— Нам только на кирпичный завод заскочить, — взмолился Дулаев, выкатив на военного земляка голубые, как его петлица, глаза и протягивая ему райкомовский мандат. — Захватим нашего человека и через Колубашев — в буруны.