Дэвид Лоуренс - Избранные произведения в 5 томах. Книга 2 - Флейта Аарона. Рассказы

Снисходительная улыбка маркизы указывала на то, что она заметила произведенное ею впечатление.

— Вы не забыли, надеюсь, принести свою флейту? — произнесла она своим однозвучным, печально-спокойным голосом.

— Да, она со мной.

— После обеда я, может быть, решусь петь, если вы согласитесь аккомпанировать мне. Хотите?

— Я думал, вы не любите петь с аккомпанементом.

— Я имею в виду не аккомпанемент, в прямом смысле слова, а исполнение мелодии голосом в унисон с флейтой. Не знаю, как это выйдет. Хотите попробовать?

— Попробуем.

Вошел Манфреди. Он и дома был в военной форме. Протянув обе руки гостю, он приветливо воскликнул:

— Здравствуйте! Как я рад вас видеть! Надеюсь, все у вас благополучно?

— Да, благодарю вас, — ответил Аарон, с недоумением подметив на красивом лице маленького маркиза какую-то странную улыбку.

— Где вы были вчера? — спросил Манфреди.

— Я был в Уффици.

— В Уффици! Какие картины смотрели?

— Мы были вдвоем с Деккером. Мы бегло осмотрели все.

— А что произвело на вас наибольшее впечатление?

— У меня перед глазами до сих пор стоит Венера Ботичелли. Венера на раковине. Она прекрасна. Легко представить себе женщину гораздо более совершенного сложения. Но мне понравилось ее тело и пронизанный солнцем морской воздух, словно просвечивающий сквозь него.

— По-моему, у нее такое выражение, точно она хочет показаться невиннее, чем она есть, — сказала маркиза. — Согласны ли вы с общим мнением, что главную прелесть Ботичеллиевой Венеры составляют стыдливость и невинность?

— Невинность? Я никогда в жизни не придавал ей большого значения, — сказал Аарон.

— Ха-ха-ха, — засмеялся маленький полковник. — Я разгадал вас. Вы принадлежите к той породе мужчин, которые хотят играть роль Антония при Клеопатре. Ха-ха!

Аарон вздрогнул, как от удара, но сделал вид, что шутка Манфреди показалась ему смешной. Мозг его сверлила мысль: правда ли, что он хочет сделаться Антонием при Клеопатре? Он невольно взглянул на маркизу. Она смотрела в сторону, но явно чувствовала на себе его горящий взгляд. И вдруг обернулась к нему с играющей на губах призывной, жутко откровенной улыбкой. Аарон почувствовал, что в дьявольских чарах ее глаз и этой улыбки все связывавшие его запреты растаяли. Холодок страха заполз в его сознание, но другая, более могучая, чем страх, горячая волна захлестнула его.

И в этот миг она стала для него Клеопатрой.

Вошедший слуга доложил, что обед подан. Маркиза усадила Аарона рядом с собой. Обед состоял из изысканных и легких блюд. Но Аарон не замечал, что ел.

За кофе разговор коснулся служебных обязанностей Манфреди. Он очень тяготился ими и не мог дождаться обещанной вскоре демобилизации. Затем беседа перешла на палаццо, в котором жили супруги Дель-Торре.

— У нас наверху есть терраса с прекрасным видом. Она видна из ваших окон, мистер Сиссон. Обратили ли вы на нее внимание? — спросил Манфреди.

— Нет.

— Так поведем туда нашего гостя, — предложила маркиза.

Манфреди накинул на плечи жены яркую вышитую шаль, и, пройдя несколько дверей, они стали подниматься по лестнице. Она вывела их на просторную открытую террасу. Отсюда расстилался широкий вид на противоположный берег реки, на Лунгарно, на стройную башню Палаццо Веккио и на широкий купол собора, над которым в ночном небе, мерцая, ярко сияли крупные звезды. Внизу бежали по мосту горящие огнями маленькие трамваи, а возле самого дома, в саду, росла группа пальм.

— Видите, — сказала маркиза, приблизившись к Аарону так, что касалась его плечом, — вон там, напротив, ваш пансион Нардини. Из вашего окна вам видно нашу террасу. Вы можете узнать ее по этим пальмам. Вы ведь живете в верхнем этаже?

— Да, в верхнем этаже. Вон то открытое окно посредине. Это моя комната.

— Как странно. Я часто смотрю на это окно, хотя совсем не знала, что вы там живете, — сказала маркиза.

Она неприметно все теснее прижималась к нему плечом. И в этот миг он знал с тою же несомненностью, с какой знал, что настанет день его смерти, — знал, что станет любовником этой женщины. Нет, что уже стал ее любовником.

— Ты простудишься, — сказал жене Манфреди.

Они вернулись в комнаты.

— Теперь очередь за вашей флейтой, — сказала маркиза.

— А вы будете петь? — спросил Аарон.

— Сперва вы должны сыграть что-нибудь.

Он подчинился ее желанию. Как и в прошлый раз, он удалился один в большой неосвещенный зал. Поток звуков властно полился из флейты. С первой ноты маркиза точно преобразилась. Исчезла свойственная ей обычно напряженность, которой дышала вся ее фигура. В позе ее чувствовалась теперь какая-то затихшая покорность. Она слушала, низко опустив голову, застыв в неподвижности, только грудь ее быстро поднималась от учащенного дыхания.