Дэвид Лоуренс - Избранные произведения в 5 томах. Книга 2 - Флейта Аарона. Рассказы

Почти все мужчины разделяют такой взгляд. На практике все мужчины, даже заявляя право на свое мужское превосходство, молчаливо соглашаются с фактом священного первенства женщины, как сосуда и источника. Они молчаливо надевают на себя иго рабства и поклоняются всему, что исходит от женщины. Они молча признают, что все душевно-утонченное, чувствительное и благородное, — все это женственно. И сколько они ни стараются искоренить в себе это убеждение, сколько ни презирают они своих жен, сколько ни бегают к проституткам, по кабакам, выражая тем свой протест великому по своей распространенности догмату о превосходстве и первенстве женщины, — они только кощунствуют этим против того самого Бога, которому продолжают служить. Уничтожение женщины — это только оборотная сторона поклонения ей.

Но в Аароне было заронено другое семя. Впрочем, он и сам не знал этого в себе. Он старался держаться на традиционной почве почтительного уважения к своей жене, как к женщине. И ему казалось, что он так и поступает обычно, когда находится в кротком, спокойном расположении духа, и выбивается из этого тона только временами, в свойственных каждому припадках строптивости. Но он плохо знал себя. В нем от природы сидел дух протеста против главенства женщины. Он не умел, не мог, не хотел признать святость рыцарского служения ей. Была пора в его ранней молодости, когда он пробовал убедить себя, будто и он создан для такой роли. Но и сквозь преданные ухаживания и почтительную любовь молодого мужа, в нем всегда достаточно явно, чтобы уязвить женщину, проступала гордая независимость самца. Он никогда не смирял своей воли перед женой, — никогда. Проявления преданной любви были всегда искренни, но добыты из себя усилием. В ней же было совершенно инстинктивное и потому неодолимое убеждение, что муж должен быть духовно зависим от нее, что она призвана облечь его с ног до головы, как слабого ребенка пеленами, своей могучей любовью. Она, конечно, не сомневалась, что ее любовь безмерно благостна для него. Ни тени сомнения в этом. Она была уверена, что высшее наслаждение, какое только может изведать ее муж в земной жизни, — это благодетельные объятия ее любви. Такова была ее философия брака. Это было даже не философией, не идеей, не мыслью, — это был глубокий подсознательный импульс, инстинкт, созданный культурой эпохи, в которой она жила.

А он, казалось, пренебрегал ею! Да, с первого дня, с первой ночи их брака, она интуитивно почувствовала себя оскорбленной и пренебрегаемой. Правда, порой она льнула к мужу, покоренная порывистыми вспышками его любви. Но человек знает только поверхность своего сознания, а глубинные, подсознательные, инстинктивные душевные движения ускользают от его самосознания. Лотти никак не могла понять, почему, почти с первых дней их брака, подымались в ней припадки острой ненависти к мужу. Ведь она любила его! Она одна только знала, как безумно она его любила. Его оригинальная, почти неуловимая красота неудержимо влекла ее к себе, как птицу взгляд змеиных глаз. Но зато в отдельные минуты раздражения — как она ненавидела его! Как он был ей отвратителен!

Это мучительное и неискоренимое душевное противоречие сводило ее с ума. Но, когда месяцы взаимного познания в браке превратились уже в годы взаимного мучительства, Лотти начала понимать. Она поняла, что Аарон никогда не принадлежал ей. Он никогда не отдавал себя ей целиком. Он вечно ставил между собой и женой внутреннюю преграду. Даже в высшие и священные мгновения горения страсти, когда их существа сливались в экстатическом порыве друг к другу, — даже тогда он не принадлежал ей до конца. Сердцевина его существа даже в такие мгновения оставалась замкнутой и холодной. Он превращал в какую-то забаву, в обман игры жаркий трепет ее сердца, пламенение страстей пола, — священнейшего для женщины.

Какой ужас, какая нестерпимая мука для женщины с гордым сердцем. Для нее, до безумия любившей своего мужа, готовой отдать жизнь за него!

Своего мужа! Какое горькое для нее слово. Муж, который был не ее, который ни разу, ни разу в жизни не принадлежал ей. Удивительно ли, что она временами ненавидела его? Обманутая, уничтоженная, потрясенная, вынужденная или любить, или ненавидеть, лишенная возможности найти душевный покой вблизи мужа, а тем более вдали от него, — бедная Лотти! Удивительно ли, что она превратилась в полубезумную? После рождения второй девочки она совершенно потеряла душевное равновесие.