Дэвид Лоуренс - Избранные произведения в 5 томах. Книга 2 - Флейта Аарона. Рассказы

— Вероятно, вы хотели большего, чем могла дать вам ваша жена?

— Вернее будет сказать, что я, напротив, хотел меньшего. Она взвинчивала в себе любовь ко мне, цепляясь за меня, не давая мне вздохнуть.

— Разве вы никогда не любили ее?

— Любил. Я никогда никого не любил, кроме нее. Но я никогда не собирался становиться любовником ее, или чьим бы то ни было. В этом корень всего. Я не желаю ласкать и заботиться, когда во мне нет ласки и заботы. И не хочу, чтобы мне навязывали эту обязанность.

— Хотите еще вина? — предложила она Аарону.

Он отказался. Ей нравилось его полное равнодушие к непривычной обстановке великосветского ресторана. Она заказала кофе и ликер.

— Однако, не можете же вы хотеть устраниться от всех человеческих привязанностей? Я иногда чувствую себя такой затерянной, такой ужасно одинокой. Это не сентиментальность. У меня нет недостатка в мужчинах, которые уверяют, что любят меня. Но жизнь моя, в глубине, одинока…

— А у вас есть родные?

— Никого, с тех пор, как умерла мать. Есть тетка и двоюродные братья в Америке. Вероятно, я когда-нибудь поеду с ними повидаться. Но они не в счет.

— Почему вы не вышли замуж? Сколько вам лет?

— Двадцать пять. А вам?

— Тридцать три.

— Не знаю, почему я не вышла замуж. Я терпеть не могу сама зарабатывать. А приходится это делать. Но работу свою я люблю.

— Чем вы сейчас занимаетесь?

— Пишу декорации для новой театральной постановки. Это мне нравится. Но часто я спрашиваю себя, что будет со мной дальше…

— Что вообще бывает с людьми? Все мы живем, пока не умираем. О чем тут еще думать! — сказал Аарон.

Джозефина нервно затянулась папироской.

— Да!.. Больше всего я хотела бы, чтобы наступил конец света. Мне очень хочется, чтобы этот мир прекратил, наконец, свое существование.

Он засмеялся и медленно выпил свою рюмку ликера.

— Не разделяю этого желания, — сказал он. — Я, напротив, не прочь пожить, пока живется.

— Разве вы довольны своим существованием? — воскликнула Джозефина.

— Да. Я хочу быть только независимым, предоставленным самому себе. Я ненавижу всякие лирические чувства и житейские заботы и не желаю, чтобы меня принуждали их иметь. Пусть только мне дадут возможность быть самим собой.

— Нельзя сказать, чтобы ваши слова звучали вежливо по отношению к вашей даме, — с деланным смехом, в котором слышалось задетое самолюбие, сказала Джозефина.

— Мне кажется, я ничем вас не обидел, — искренно ответил он. — Вы же понимаете мою мысль.

Она некоторое время молча вглядывалась в его лицо, потом громко рассмеялась.

— Вы недурно исполняете роль простофили. У вас есть комический талант. Вы это знаете?

— Первый раз слышу и уверяю вас, что вы ошибаетесь, — возразил Аарон. — Вот Джим Брикнелль, — у того редкие комические способности.

— Вот уж не нахожу в нем ничего забавного! Это всецело поглощенный собой, пропитанный эгоизмом, истерический человек. В нем и на волос нет ничего смешного.

— Я думаю, что вы не соглашаетесь только из духа противоречия, — сказал Аарон. — Переменим лучше разговор. Скажите, как понравился вам Лилли? — спросила Джозефина.

— Он, по-видимому, человек с очень острым умом. Чем он занимается?

— Пишет повести и драмы.

— Ему за это платят?

— Редко и мало… Лакею хочется, чтобы мы ушли. Пойдемте.

Она встала и пошла к двери. Швейцар подал ей пальто, и она вместе с Аароном вышла на улицу.

— Может быть, вы хотите сесть в автобус? — напрягая голос из-за ветра, кричала она Аарону.

— Нет. Я охотно пройдусь пешком.

— Я тоже. Идем.

Они пересекли Чаринг-Кросс, по которому с грохотом катились неуклюжие автобусы, переполненные пассажирами. Пересекли Хольборн, прошли мимо музея, не проронив ни слова. Подошли к прекрасному старому Блумсберийскому скверу и ступили в его пустынные в этот час аллеи.

— Как прекрасно шумит ветер, — задумчиво произнесла Джозефина. — Остановимся и послушаем…

Они присели рядом на скамью и долго молчали. Издали доносился шум людных улиц. Но над парком нависла тишина соседних мертвых и безлюдных в поздний час кварталов.

Джозефина достала из сумочки носовой платок, и по звуку, который она произвела, Аарон понял, что она плачет. Она старалась овладеть собой и подсела к нему поближе. Он казался холодным и безучастным.

— Дайте мне вашу руку, — сказала она сдавленным голосом.

Он взял ее холодные пальцы в свою огромную руку. Она заплакала еще сильнее, горько всхлипывая.