Николай Фробениус - Застенчивый порнограф

Я должен заканчивать письмо, — кажется, кто-то идет.

Продолжаю, потому что вчера не успел дописать до конца. Тогда постучали в дверь, и я поспешил спрятать листки. Я пошел посмотреть, кто стучит.

Это был всего лишь вахтер, он заходил проверить мое окно и закрыть его. Он повернулся, посмотрел на меня, пробормотал: «Вот так» — и улыбнулся. Я не понял, к чему он это говорит, но мне было наплевать.

Потом позвонил звонок на ужин.

Целый день я сидел на уроках языка, решая задачи, играл в компьютерные игры. Это было не так уж трудно.

Я начал понемножку говорить на новом языке.

Сказал «спасибо» Амалие, потому что скорее всего с ней надо дружить. Когда я поблагодарил ее, она так и засияла.

Язык изменил меня. Я смеялся, выговаривая новые слова, не понимая их значения. Воздух был наполнен звуками, согласными и гласными, которые взрослые вроде бы понимали. Но для меня они ничего не значили, и я не мог понять, почему взрослые кивали и улыбались. Для меня это были лишь бессмысленные слова.

Я натренировался произносить «спасибо» по-разному, с разной интонацией, чтобы они не догадались, на каком языке я говорил раньше.

После ланча мне сказали, что со мной хочет поговорить психолог.

Когда я пришел в этот светлый кабинет, вид у нее был подозрительно хитрый.

Мы довольно долго смотрели друг на друга. Никто из нас не произнес ни слова. Глаза у нее коварно блестели. Наконец она спросила:

— Хочешь чашку смородинового сока?

— Спасибо, хочу, — ответил я.

Она злорадно усмехнулась, и ее рот в этот момент стал похож на ломтик дыни.

Скоро я научусь говорить на новом языке, Сара, со всеми их гласными и согласными, и тогда мне будет гораздо легче найти Петера Фема и ослепить его.

С приветом —

тот, кого ты знаешь.

Шел дождь. Ветер швырял в стекло капли. Какая-то машина въехала во двор и остановилась у подъезда Симон стоял у окна и смотрел на следы колес на промокшей земле. Дождь лил целый день, и снег превратился в коричневую слякоть. Слякоть вползла на ступеньки лестницы, измазала стены дома Дверца машины распахнулась, и мужчина поставил ноги в грязь. Он, поди, чертыхнулся, обнаружив, что промочил ботинки. Из другой дверцы вышла девушка в пальто. Мужчина запер машину и прошел на цыпочках по двору к подъезду, глядя себе под ноги. Ступив на лестницу, он поднял голову. В свете лампы над дверью его белобрысые волосы заблестели. А когда девушка в пальто повернулась к мужчине, Симону показалось, будто под капюшоном у нее сверкнули очки и что она немного хромает на левую ногу. Его охватили одновременно и дикое волнение, и радость. Но вот мужчина взглянул на окно Симона, словно почувствовав, что кто-то наблюдает за ним.

Его мозг и весь мир замерли.

Он лег на кровать. Его тело погрузилось в матрац. Плоть, сжавшись словно резина, подалась назад. При виде мужчины и девушки, которые оказались не теми, за кого он принял их в первое мгновение, он почувствовал себя черточкой, кружочком, а потом его тело стало вдруг невыносимо тяжелым. Это ощущение повторилось. Мужчина, девочка, невыносимая тяжесть тела, мужчина, девочка, тело, тяжесть, мужчина, тяжесть, резина, девочка, мужчина, девочка, тяжесть.

Это был круговорот возникавших перед ним образов. Он все время находил в них какие-то еле заметные изменения, нюансы надежды и отчаянного разочарования. Он думал, что все еще переменится, оставалась еще крупица уверенности, что мужчина и девочка — это полицейский и Сара, но потом мужчина оборачивался, и лицо его оказывалось совсем другим: прямая линия закруглялась и снова превращалась в круг, назад к продолжению и началу. Он был уверен, что это никогда не кончится, и все же знал: точно так это длиться не может, ведь он начинал забывать, как выглядят эти мужчина и девочка.

Он взял пульт и стал шарить по телеканалам, останавливаясь на каждом не больше секунды. И увидел то, что хотел. На одном канале показывали женщину, лежащую на столе. На животе у нее были полоски бумаги.

На другом — тела крупным планом, похожие на пейзаж под палящим солнцем. У Симона устали глаза: его утомили эти картинки и вспышки света при переключении программ. Он отложил пульт и машинально взглянул на экран. По телестудии, вдоль ванны, над которой поднимался пар, расхаживал маленький человечек в купальном халате. Он разговаривал размахивая руками, словно разгонял пар. В ванне лежал молодой мужчина. Лицо у него было бледное и гладкое, он походил на ребенка. Симон засмеялся. Он встал с постели, постоял, облокотясь на стену, оклеенную обоями с Памелой Андерсон. Потом открыл дверь и вышел в коридор.