Фернандо Намора - Огонь в темной ночи

— Я хочу, чтобы ты выслушала мое признание, Мариана. Я такое же подверженное сентиментальности существо, как другие. И сейчас, заметив это, не скажу, чтобы мне такое открытие было неприятно. Да разве это сентиментальность, когда видишь, что тебе нравится одна женщина? И что ты тоже ей нравишься?

— И давно ты это увидел? — спросила Мариана, и в голосе ее прозвучала тревога.

— Недавно. Такое случается в жизни. Астрологи говорят, что это предопределение судьбы…

Она надменно вскинула голову и, не скрывая досады, произнесла:

— Насколько я понимаю, ты выбрал меня в наперсницы. Ты оказываешь мне честь или тебе просто не с кем поделиться?

Жулио порывисто вскочил с кровати.

— Тебе нравится играть словами. Ты действительно не понимаешь меня?

— Я ненавижу шарады.

— По-твоему, я должен сказать тебе напрямик, что эта женщина — ты?

Все лицо Марианы — рот, глаза, зубы — засветилось улыбкой.

— И ты настолько уверен в ответе, вернее, уверен в самом себе, что даже не спрашиваешь, отвечает ли она тебе взаимностью?

— Я угадал ответ, когда незаметно наблюдал за тобой.

— Мне кажется, ты слишком далеко зашел в своих умозаключениях.

Он притянул ее к себе. Но в этот момент в дверях появился Зе Мария. Пока ошеломленная девушка вырывалась из объятий Жулио, Зе Мария насмешливо проговорил:

— Не смущайтесь. Я лишь прошу разрешения закрыть дверь. Так будет приличнее.

— Я уже ухожу, — только и смогла произнести Мариана, схватив свой берет.

— А мне-то что, продолжайте. Я свой человек. Хотел было вам поаплодировать.

— Мне уже аплодировали сегодня.

И Мариана собрала все мужество, чтобы посмотреть Жулио в глаза, но тут нервы ее не выдержали, и она разразилась истерическим смехом. Когда Мариана выбежала в коридор, не дав им времени опомниться и попытаться ее удержать, Зе Мария, опустив голову и разминая пальцами сигарету, принялся метаться по комнате, точно зверь в клетке. Внезапно с вызывающим видом он выпалил:

— Я решил принять твое предложение и занять у тебя денег. Дела в пансионе плохи. Вчера сеньор Лусио стучался во все двери, а наши остряки коллеги выставили его на посмешище. Ты заранее знал, что я соглашусь взять у тебя взаймы?

Жулио открыл чемодан и достал оттуда конверт с деньгами. Не считая, он протянул Зе Марии несколько бумажек.

— Вот бери. И обращайся ко мне всякий раз, когда будешь нуждаться. Только принимай мою помощь как нечто естественное, самое собой разумеющееся. Это все, о чем я прошу.

Он говорил с раздражением и сам не понимал, вызвано ли его дурное настроение бестактностью друга или тем, что из-за прихода Зе Марии так некстати прервалось объяснение с Марианой.

— Надеюсь, что больше не побеспокою тебя. — И сверкающие глаза Зе Марии, прежде избегавшие встречаться с ним взглядом, внезапно остановились на Жулио. — Все вы думаете, что я драматизирую ситуацию, ведь правда? Нет, я не драматизирую. Этому надо положить конец, Жулио. Я не могу больше терпеть, чтобы моя семья приносила себя в жертву только ради того, чтобы я стал бакалавром.

Наверное, они думают, что их жертвы окупятся сторицей, даже точно: крестьяне всегда расчетливы, они надеются, что в будущем я сумею вознаградить их за усталость и лишения и принесу семье достаток. Тебе же известно, что сельский житель считает образцом обеспеченности и завидной праздности священника или бакалавра и способен в лепешку расшибиться, лишь бы сын достиг этого звания, оставаясь уверенным, что если в семье появится священник или бакалавр, то это озолотит всех остальных. Но имею ли я право их разочаровывать? Могу ли я допустить, чтобы они вели жалкую, полную лишений жизнь, а я бы шатался здесь по кафе, по кинотеатрам, заводил друзей, обсуждающих утонченные интеллектуальные проблемы, и наслаждался привилегированным общественным положением? Знаешь, Жулио, у меня есть брат, который мотыги из рук не выпускает. Он работает с утра до позднего вечера, такой же отупевший и голодный, как все, а я, его кровный брат, готовлю себя к жизни обеспеченного буржуа. Я просто негодяй, Жулио!

— Напрасно ты себя мучаешь, — возразил Жулио, впрочем, без особого энтузиазма. Он нервничал, и разыгранная другом мелодрама окончательно нарушила его душевное равновесие. Зе Мария неудачно выбрал время, чтобы представить на его суд свои проблемы.

— Да, ты прав. — И Зе Мария сел, ссутулившись, безвольно склонив голову, — такая поза появилась у него недавно, — словно задумался над тем, что хотел сказать. — Ты прав. Потому что, если они попрекают меня своей жертвой, я тоже мог бы… Я тоже мог бы напомнить, что их жизнь все равно была бы такой, даже если бы меня вовсе не существовало на свете. — Внезапно поняв, что это всего-навсего игра в благородные чувства и красивые слова, Зе Мария вскочил в стремительном порыве: — Но я должен идти до конца, стиснув зубы. Мне надо их вознаградить.