Фернандо Намора - Огонь в темной ночи

— Зарабатывать на жизнь? Ты в этом уверена?

Жулио хотел было продолжить, хотел продемонстрировать свое несогласие с набившими оскомину фразами, которые он ненавидел, но, испугавшись красивых слов, молча посмотрел Мариане в глаза, вызывая ее на спор.

— И это ты, Жулио, с угрюмым видом степного волка, — возбужденно заговорила она, переходя в наступление, — утверждаешь, что мы не должны верить в жизнь, а ведь это означает верить в самих себя! Зачем же ты тогда теряешь время в этом питомнике укрощенных?.. Только чтобы лишний раз услышать, что твои руки не приспособлены для хирургического ножа? Разве что ученье в университете пригодится тебе для Мексики?

— Оставь, пожалуйста, Мексику в покое. Я не люблю, когда мне читают нравоучения, даже если этим занимается девушка, у которой мозги еще не совсем заржавели. Сейчас меня интересует только пиво.

И действительно, Жулио всегда задевало, если кто-то взывал к его здравому смыслу. Он тотчас ощетинивался и выпускал когти, будто разъяренный дикий кот.

Жулио принужденно засмеялся и потащил девушку к пивной. Это было тесное помещение с колченогими столиками, где студенты завтракали на скорую руку перед началом занятий. Из-за ограниченности места в часы наибольшего наплыва посетителей клиентам разрешалось обслуживать себя самим. Потом они собственной рукой записывали свои долги в огромных, замусоленных книгах, прозванных «кондуитами», и, хотя счета эти достигали порой внушительных сумм, хозяин сохранял полную невозмутимость. Он отлично знал, что, как правило, долг рано или поздно будет возвращен и что всякое проявление беспокойства с его стороны может плохо кончиться. Нередко случалось, что клиент-должник появлялся, чтобы вычеркнуть свое имя из «кондуита», лишь несколько лет спустя после окончания университета, зато долготерпение хозяина щедро вознаграждалось: бывший клиент просил выкатить перед входом в пивную бочку вина и устраивал грандиозную попойку, причем почтенный лиценциат оказывался самым захмелевшим и самым веселым среди гостей.

В часы затишья кафе посещала другая публика. Приходили полицейские, чистильщики сапог, люди разных профессий, кормившиеся около студентов, и даже престарелый пенсионер — чтобы почитать местную газету. Но чтение газеты не спасало пенсионера от скуки. Он с нетерпением поджидал появления студентов — кто же из них первым отпустит в его адрес хлесткую шутку? — ведь эти стычки и обмен колкостями с парнями из университета привносили в его призрачное существование иллюзию активной жизни.

Когда официант направился к ним, Мариана отступила к двери, стесняясь своего присутствия, — студентки Коимбры считали подобные кафе притонами. Жулио с любопытством наблюдал за Марианой через стекло стакана. Она незаметно достала кошелек и, зажав деньги в кулаке, протянула ему.

— Посмотри, хватит ли… — шепнула она.

Жулио хлопнул в ладоши, подзывая флегматичного официанта, и, пока престарелый пенсионер разглядывал его с лукавыми искорками в глазах, нарочито громко сказал:

— Получите деньги с этой сеньоры. Она платит.

Вспыхнув до корней волос, Мариана бросила деньги на стойку и выбежала, не дожидаясь сдачи. Жулио нагнал ее уже далеко от кафе, и, пока он с преувеличенным наслаждением вытирал пену в уголках рта, Мариана изливала свое возмущение.

— Ты меня выставил круглой дурой. И если ты думаешь, что поступил остроумно, то ошибаешься. Куда приличней было бы тебе самому заплатить. Я просто дала взаймы. Деньги в конце концов твои. Ты сумел-таки досадить мне.

Она говорила обиженно, по-детски надув губы. Жулио веселился от души.

— Сожалею, что придется тебя разочаровать, но все же это Ты заплатила за пиво. — И прежде чем она успела раскрыть рот, он схватил ее за руку. — А теперь пойдем ко мне.

Мариана вырвала у Жулио свою руку и строго на него посмотрела. Но ему нравилось, как она сердится, поэтому он предпочел и дальше поддразнивать ее, как ребенка, чтобы вопреки всему сохранить хорошее настроение.

— Ты меня слышишь, Мариана? И не делай, пожалуйста, удивленных глаз. Разве, по-твоему, это странно, что мне приятно быть в твоем обществе? Раз уж ты меня соблазнила, придется терпеть мои придирки.

Они замолчали. Теперь Мариана шагала поникшая, задумчивая. Иногда при резком порыве ветра она выпрямлялась, подставляя ему лицо, словно пыталась противостоять агрессивности яркого солнечного света, облаков, глазевших на нее любопытных, и тогда взгляд ее становился спокойным и решительным.