Патрик Гейл - Место, названное зимой

– Вам, должно быть, очень приятно видеть, какие мы обыкновенные. Отличная сигара, – прибавил он. – Кубинские? Гарри мне такие дома курить не разрешает, – он знал, что проще всего вывести Гарри из ступора, задев его чувства некорректным или несправедливым утверждением.

– Только потому что при доходах студента такая роскошь непозволительна, – сказал Гарри без малейшего заикания.

– Трогательно, что вы так заботитесь о благосостоянии младшего брата, – сказал пастор. Он не стал отказываться ни от сигары, ни от портвейна, но сигару приберёг на потом. – Джек рассказал мне, что вы были ему как отец.

– Конечно, сэр – и, уверен, наш хозяин согласится, – старший брат всегда несёт некую ответственность.

– Ха, – сказал Роберт Уэллс.

– Простите за любопытство, но меня всегда интересовали случаи наподобие вашего. Моя жена говорит, я мог бы стать писателем, но, боюсь, для этого мне недостаёт лёгкости. Если вы всё своё детство только и делали, что старались удержать Джека в узде, то кто же присматривал за вами?

Гарри был симпатичен пастор, как была симпатична его жена. Он совсем не походил на префекта – такое простое, доброе лицо.

– Ну… Джек, конечно, – ответил он, и оба рассмеялись.

– За Гарри нужен глаз да глаз, – добавил Джек.

Роберт Уэллс был из тех людей, что никогда не оставляют вопрос неотвеченным, а разговор – неоконченным.

– Они из Африки, – резко сказал он Джеку. – Их присылает наш брат Баррингтон. На вкус напоминают кубинские, но значительно дешевле и выращены в империи.

Гарри внезапно забеспокоился, что Фрэнк сейчас заговорит о чём-то личном.

– Вы всегда так заикались? – тихо спросил он.

– Абсолютно, – ответил Гарри, уйдя от необходимости начинать фразу с согласной. – Это случается время от времени. И, к сожалению, часто бывает в общении с незнакомцами.

Он представил себе Фрэнка, мучающего птиц в клетках из чисто научного интереса.

– Забавно. Винни об этом не говорила.

– С ней я не нервничал, – сказал Гарри, и Роберт заржал.

– Это в твой огород, Фрэнк. Может, она не говорила и о том, что её братья такие грубые? А?

В комнате напротив кто-то заиграл на пианино, и Роберт тяжело вздохнул.

– Думаю, это намёк, что нас ждут дивные наслаждения.

– Не могу пропустить игру крестницы, – сказал пастор, – я дал молчаливый обет.

– Винифред – ваша крестница? – спросил Гарри.

– Нет, нет. Не Винифред, а Патрисия. Думаю, она попросила разрешения спуститься, чтобы порадовать нас.

– В разрешениях она не нуждается, – заметил Фрэнк, когда они, неохотно вынув изо рта сигары, поднялись из-за стола.

– Боюсь, мы незнакомы с Патрисией, – сказал Гарри.

– Ну, все знакомятся с Патти почти сразу, – ответил Роберт. – Как там говорит мамзель Вейнс?

– Миис Паати – аг’тистическая натуг’а, – сказал Фрэнк.

Они прошли переднюю; издалека, с кухни, слышался звон тарелок, из полумрака лестничной площадки – уже знакомое хихиканье. Гарри заметил, как Роберт поднимает глаза вверх, в шутку изображая бешенство, а потом ухмыляется и делает вид, будто наставляет на сестёр ружьё. Стать главой такого семейства в двадцать с небольшим, или сколько ему там было, когда умер Роберт Уэллс-старший, – это кого угодно превратит в чудовище. Помпезность. Суровость. Снобизм. Всё это были маски, за которыми скрывался страх. Видеть, как его вытесняет младший, более умный брат, прятавшийся за непритязательной ролью второго партнёра, было ещё тяжелее. Гарри решил, что в дальнейшем не будет судить его так строго.

После довольно сдержанных красок обеденного зала – полированное красное дерево, тёмные стены, непроглядные, покрытые тёмным лаком картины – гостиная казалась такой же полной женственности, как платье, висящее возле фрака – кругом кружева, цветы и зеркала. Миссис Уэллс и жена пастора сидели на диване нос к носу. На соседнем диване Джорджи листала нотную тетрадь. Девушка, у которой были округлые плечи и тёмные волосы, густым каскадом спадавшие на спину, играла на пианино. Гарри заметил то, на что не обратил внимания в прошлый раз: длинный ряд детских портретов в рамочках вдоль беломраморной каминной полки, галерею плодовитости миссис Уэллс. В углу рамки десятого портрета шла чёрная бархатная ленточка.

Винифред, как оказалось, наблюдала за ними с веранды, куда, вероятно, вышла подышать свежим воздухом, потому что в комнате было жарко и душно, как в парнике. Когда вошли мужчины, она вернулась в комнату и без улыбки подала им кофе в маленьких чашечках. Джек уселся на диван рядом с Джорджи, пастор подошёл выразить восхищение своей крестнице у пианино, а Уэллсы, избавленные наконец от необходимости развлекать гостей, направились на веранду, где вскоре снова зажгли сигары.