Харлан Эллисон: Место без названия

ХАРЛАН ЭЛЛИСОН

МЕСТО БЕЗ НАЗВАНИЯ

перевод М. Гутова

Так рождаются легенды.

Норман никогда не страдал от обилия маслянистых курчавых волос, и, возможно, именно поэтому ему никогда не удавалось стать жиголо. Или, как говорил сам Норман: "Не люблю лакировки". Поэтому он нашел выход: Норман Могарт стал сутенером.

Ну, поправим семантику. В эпоху, когда мусорщик называется инженером санитарной службы, водитель грузовика - исполнителем транспортных услуг, а уборщики - контролерами по ведению домашнего хозяйства, лопата никогда не бывает просто лопатой. ("Черные Пантеры", внимание!)

Норман Могарт был агентом по связям в бюро развлечений.

Тьфу. Норман был сутенером.

В данный момент он усиленно занимался маркетингом сочного товара по имени Мадлен - пышнотелой семнадцатилетней пуэрториканки, находящей детскую радость в плотском соитии и ненасытно жаждущей фруктовых жвачек. Дела шли отменно. Говоря откровенно, Норман заколачивал приличные бабки. На пальто из шерсти альпаки красовался вельветовый воротник, автомобиль "порше" был полностью выкуплен, счета в клубе регулярно оплачивались. Каждый день приносил не меньше тридцати двух долларов.

Норман Могарт применял искусственную эндокринную стимуляцию.

Тьфу. Норман был наркоманом.

Неправда, что подсевшие на кокаин более чувствительны, чем простые пыхальщики, ширялыцики, ищейки, любители марихуаны, гонщики, кристаллисты, колесники, кислотники или балдежники. Просто кокаин догоняет не сразу и не отключает, так что когда лицо противоположного пола начинает, как принято говорить в Брил-Билдинге, "клеиться", нюхальщик не может отказать.

Соответственно, когда Мадлен - черт в юбке начинала клеить своего антрепренера, Норман счастливо и обессиленно уступал. Подобная безнравственность - лучше сказать "гибкость моральных устоев" - и привела к пренеприятной проблеме.

Мадлен захотелось поваляться под кустами в знаменитом Бруклинском парке. Задержавший их полицейский проявил необычайное рвение - не ранее чем утром того же дня капитан устроил ему страшную выволочку за сон в полицейской машине. Происшествие оставило Нормана со спущенными штанами и без источника дохода.

Спустя три недели и шестьсот семьдесят два доллара Норман остался и без денег, и без порошка. Дружки пронюхали о его несостоятельности и фантастическим образом поисчезали. Норман попал в клещи.

На отвесном склоне, по которому человек скатывается вниз, есть точка, после которой он уже перестает быть человеком. Он может сохранять прямохождение, но это уже вопрос анатомии скелета, а не этики. Норман дошел до этой точки и пролетел ее - с воплем. Так поезд издает необычный свист, проносясь мимо опоры, благодаря доплеровскому эффекту.

Норман начал сходить с ума. Голод уже не был временным, он стал вещью в себе. Прилип как грязь, наполнял рот ржавчиной. В темноте кинотеатра, куда Норман иногда забегал хоть на минуту успокоиться и взглянуть на чаплиновские "Огни большого города", он почувствовал резкий, болезненно-сладкий запах травки, и его чуть не вырвало. Вместо этого он запалил тридцатидолларовую трубку, подаренную ему Элизой на день рождения за год до того, как она выскочила замуж за одного из своих клиентов, торговца тростями из Огайо. Аромат табака скрасил невзгоды, и Норман обрел возможность тащиться дальше тернистым путем, в кромешной тьме, не отвлекаясь на мелкие радости.

Нужно искать другую проститутку. Неистовую Мадлен законопатили в Женский исправительный дом на углу Шестой и Гринвич. Это было ее второе задержание. Нужно искать другую проститутку или брать аптеку с наркотиками и деньгами в кассе.

Но Норман отличался врожденной осторожностью.

Тьфу. Норман был несчастным трусом.

Что же касается первоначального решения, здесь тоже не везло. Ни одной стоящей девчонки в округе не осталось. Ибо в своем роде и в своей сфере Норман любил качественный товар. Продукт с душком осквернял его ноздри и неизбежно вел к утрате репутации. В сложившемся положении любое решение оформлялось в иероглиф банкротства.

Вот он перед вами, Норман Могарт, раздираемый между желаниями и возможностями. Покачивающийся на ветерке отчаяния.

Только в такой ситуации Норман мог совершить то, что совершил.

Он напал на женщину, когда она повернулась, чтобы запереть машину. Это было единственное безлюдное место на Гудзон-стрит. Норман рассчитал, что, если подождать в подъезде китайской библиотеки, неизбежно попадется человек, поздно возвращающийся в многоквартирные дома на Кристофер и Бликер. Буквально через пять минут подъехала машина.