Вефиль
Знает, как домой добраться,
Птичий караван,
Подо льдом ручьи стремятся
В милый океан,
Лёд любви растопит пламя,
Так вперёд,
Без промедления, туда, где счастье ждёт.
Уистен Хью Оден, «Под смиренной жалкой ивой».
После завтрака вымывшись в маленькой купальне у реки – благодаря печному отоплению здесь было намного теплее, чем в домике, – Гарри не удержался, чтоб не взглянуть на бурный поток Атабаски, кружившийся за маленьким окном, и вновь не предаться тревожным мыслям, какие у него вызывало это зрелище. Он смотрел на реку и за завтраком, который молча разделил с Урсулой. Атабаска завораживала, как могло бы море, но смотреть на неё было труднее, потому что плещущие морские волны удерживали взгляд на одном месте, тогда как, любуясь мощной рекой, постоянно приходилось переводить его от одного берега к другому.
Прежде чем занять своё место среди джентльменов хора, как про себя назвал их Гарри, Мейбл подошла к ним с Урсулой, несколько минут постояла, тоже глядя на реку, и, казалось, озвучила его мысли.
– И время, как бурный поток, уносит своих сыновей, – сказала она и вздохнула.
– Что скажешь о вчерашнем вечернем чтении? – спросил Гарри Урсулу, когда Мейбл, отчаявшись вовлечь его в разговор, вернулась к привычной аудитории.
В тёмном платье с белыми манжетами и воротничком, с длинными чёрными волосами, спадавшими каскадом, Урсула напоминала исполненную трагизма гувернантку из мелодрамы. Она откусила краешек тоста, чем очень напомнила Винни, и с неожиданной страстью сказала:
– Терпеть не могу это слово. Бердаши.
– Не помню, чтобы Гидеон его употреблял.
– Мужчина в женской одежде, выполняющий самую грубую и унизительную работу, – процитировала она. – Только сейчас посмотрела в словаре. Так священник велел называть меня в школе.
– Это не… индейское слово?
Она ласково улыбнулась.
– Мне нравится, когда ты заикаешься. Нравится, что ты немного не уверен в себе. Большинство людей так самоуверенны. Нет. Нет, не индейское, – ответила она, глядя на Бруно и Мейбл, выходивших из комнаты; все улыбнулись друг другу, как две семейные пары, что отдыхают в одном отеле и встречаются лишь за обеденным столом. – Думаю, это офранцуженный арабский. Невольник-проститутка.
– О господи. А как вы их называете?
Она произнесла так тихо, что он с трудом разобрал, слово на индейском языке, прозвучавшее как айярквоо .
– Дословно перевести не могу. Это слово может означать того, кто и мужчина, и женщина, и того, кто ни мужчина, ни женщина. Того, в ком две души. Многие называют таких Двуликими. Ты – Двуликий, Гарри.
– Я?
– Я поняла это сразу же, как ты впервые со мной заговорил.
Гарри улыбнулся и понадеялся, что улыбка вышла добродушной, а не насмешливой.
– Уверяю тебя, я всегда чувствовал себя мужчиной. У меня никогда не возникало ни малейшего желания надеть платье.
Она чуть заметно приподняла чёрные брови, и он вспомнил, как обвивал ногами талию Пола тогда, в пруду, как приятно было, когда Пол крепко обнимал его в кровати. Вновь встретившись взглядом с Урсулой, он непостижимым образом ощутил, что это она вызвала два образа в его памяти.
– В глубине души ты Двуликий, – прошептала она, будто вручая тайный амулет. – С женщинами тебе проще, чем с мужчинами. Общаться, я имею в виду.
– Думаю, да.
– Они бессознательно доверяют тебе, потому что чувствуют – ты не такой, как другие мужчины.
– Урсула, право, я не знаю…
– Я знаю, – это было утверждение. Вздохнув, Урсула добавила: – Это настоящая удача и настоящее проклятие. Ты сильнее других вот здесь, – кончиком указательного пальца она легонько постучала его по лбу, – но тебе постоянно приходится смотреть вдаль. Ты так много смотришь, что не успеваешь жить. Ты выбрал ивовые прутья, а не лук и стрелы, но никто не сказал, что нужно выбрать только одно.
– Не совсем понимаю, – признался Гарри. Его взгляд по-прежнему был прикован к уносившимся волнам. Словно читая его мысли, Урсула пробормотала:
– Тебе пора на сеанс.
Вот уже несколько дней сеансы у Гидеона никуда не продвигались. Что-то изменилось. Будь Гарри суеверным, он, пожалуй, решил бы, что Урсула наложила на него заклятие. Но как бы то ни было, он лишь смотрел и смотрел на реку, и успокаивающие слова Гидеона не оказывали на него ни малейшего действия.
– Ты противишься мне, Гарри, – укорял Гидеон.
– Простите. Я не хотел, – отвечал Гарри. – Может быть, виноват отдых и долгий сон.
Читать дальше