Уильям Глэдстоун - Двенадцать

Скажем, в Трухильо Макс оказался лишь потому, что не рискнул возвращаться в Боливию, куда путь ему был заказан. Но именно там он встретился с Марией.

Ицык всплыл, можно сказать, по рабочим обстоятельствам. Знакомство с Б. Н. вышло и вовсе случайным, когда Макс невзначай задел тему, интересную для директора музея, и тот захотел ее обсудить.

Визит в токийский музей и тот сложился оттого, что сорвалась поездка на Хоккайдо к айнам. И кто, пардон, ожидал, что у него ни с того ни с сего лопнут штаны?

Неопровержимо лишь то, что между четырьмя именами не прослеживается ну никакой связи.

1973–1976 годы

Макс вернулся в США и зажил более-менее обычной жизнью.

Ответственность была его всегдашней сыновней чертой, и основная причина, по которой он работал в семейном издательстве, крылась в желании быть подспорьем отцу после инфаркта. Со временем Герберт более-менее пришел в норму, и Макс решил вновь посвятить себя учебе.

Он возвратился в Массачусетс и с год преподавал там в своем Андоверском колледже испанский, пытаясь пронять учеников энтузиазмом, какой он в свое время перенял от сеньора Иглесиаса. Но работа почасовика была чем-то временным, и в конце года Макс получил грант на изучение культурной антропологии в Гарварде. Проучившись семестр, он понял, что принял ошибочное решение. Антропология, как выяснилось, уже не занималась изучением коренных народностей. Чистых, исконных этнических групп осталось всего ничего, а контакт с современной западной цивилизацией сам по себе обрекал эти немногие оставшиеся народы либо на медленное, либо на быстрое умирание.

Макс пришел к выводу, что на нынешнем этапе развития современный человек стал тем, что он обозначил понятием «негуманоидный индивид». На эту тему он написал эссе, которое, впрочем, не привлекло к себе внимания. В этом сочинении говорилось, что самые характерные признаки, благодаря которым гуманоид стал человеком, на протяжении эволюции мало-помалу стирались.

Профессора из Гарварда, однако, сочли, что он излишне романтизировал ранние цивилизации. Макс же, в свою очередь, упорствовал в убеждении, что в неуклонной погоне за техническим прогрессом, материальными благами и изобилием человек незаметно утратил что-то основополагающее.

Он анализировал ранние этнографические кинофильмы, сопоставлял их с собственными наблюдениями обособленно живущих племен Амазонки, этногрупп Индии, Анд и других отдаленных мест, антропологию которых Макс исследовал во время съемок своего материала. В итоге автор эссе делал вывод, что искусство жить в гармонии с природой человеком утеряно.

Некоторые из этих примитивных народов освоили выращивание садов, служивших не только источником пропитания, но и произведениями искусства. Они создали геометрические орнаменты, менявшие цвет со сменой времен года. Эти орнаментальные линии открывались подчас лишь со склонов гор над полями. Казалось бы, для чего такие несоразмерные усилия — неужто для того, чтобы придать продукции сельхозугодий дополнительную эстетику?

Другие культуры взлелеяли у себя сокровенные ритуалы музыки и танца, направленные, по сути, на исцеление и взращивание человеческих отношений. У некоторых так называемых первобытных племен существовали узоры, исполненные радости и созидательного творчества даже в мелочах. Взять хотя бы то, с какой любовью покрывалась резьбой палка-копалка, с каким тщанием черепок горшка расписывался цветами и узорами в знак благодарности почве, из которой он изготовлен.

Разумеется, Макс не отрицал благ современной цивилизации, равно как и ее отрадного изобилия. Он лишь подчеркивал, что за все это заплачена цена, которая приравнивается к полному отречению от своих изначально человеческих сущностных черт. На протяжении своей эволюции род людской преобразовался в потребителя, истинные, глубоко человеческие нужды которого отошли на второй план. Экономические и технологические императивы современного мира заменили исконные потребности человека. Лишь потребляя, нынешний индивид обретает статус, становится на достойную ступеньку и поддерживает за счет этого свою психологическую целостность.

Она обеспечивается непомерной ценой — эволюцией, на излете которой проступает во многом зомбированный, оторванный от своих корней негуманоидный индивид.

Формулируя свою неприглядную гипотезу, Макс и в самом себе с недовольством ощущал признаки этого индивида вместе с бессилием что-либо предпринять. Его уже не прельщали опутывающие по рукам и ногам императивы, имя которым «иметь» и «делать». Интересно, как сложилась бы его жизнь, останься он тогда в Трухильо с Марией? Он написал ей, как и обещал, и она ответила на письмо. Как Макс и догадывался, она теперь была замужем и уже вынашивала первенца.