Мариана Фриджени - Лудовико по прозванию Мавр

— Важно другое, сограждане, — заявил он, — перед вами генуэзец, желающий своей родине только добра!

11 апреля 1477 года на подступах к Генуе произошло генеральное сражение. Солдаты миланских герцогов и две тысячи сторонников Адорно, прибывших из самой Генуи, опрокинули мятежников, обратив в бегство вооруженную толпу, последовавшую за Убьетто Фьески и архиепископом Фрегозо. К исходу месяца генуэзский мятеж был подавлен. И великий морской город снова стал превозносить необычайную доброту правления миланской синьории. Однако Просперо Адорно по-прежнему утверждал, что «пришел в город, дабы сохранить его благополучие». Он и правда изо всех сил сдерживал мстительность своих миланских хозяев. Ему удалось избежать кровавой вендетты. Побежденным он поспешил предоставить равные права в ведении городских дел. Его уравновешенная и справедливая политика снискала ему большую симпатию горожан.

Лудовико был вне себя от гнева. Как загнанный зверь метался он в залах своего дворца Сан-Джованни. Оттавиано, брат его, еще совсем подросток, смотрит на старшего Сфорца с восхищением.

— Бона и Симонетта пытаются нас перехитрить, — процедил сквозь зубы Лудовико, обращаясь к брату. — Если мы не выступим немедленно, то не останется ничего иного, как признать: сила за ними.

Симонетта, после того как были подавлены мятежи в Парме и Генуе, принял решение: пора расправиться и с потенциальными заговорщиками. 25 мая по его приказу были посланы солдаты, чтобы осадить дом одного из капитанов герцогини — Донато дель Конте. Захватив его в плен, Чикко приказал бросить капитана в тайный застенок в городе Монца.

Оттавиано со всех ног бросился к Мавру. В голосе его паника:

— Они арестовали Донато! Скоро и наш черед!

Лудовико отдал приказ перейти в контрнаступление. Вместе с братьями, до глубины души возмущенными господством Боны, Асканио, Сфорца Марией и Оттавиано, Лудовико удалось собрать под своим знаменем тысячу вооруженных дворян, на которых еще можно было положиться. Они выбили герцогских гвардейцев из замка при Порта-Тоза, основав там свой штаб.

— Герцог Бари, мой брат Сфорца Мария, ранен, — заявил, обращаясь к народу Милана, Лудовико Мавр. Он лгал, но то была ложь во спасение. — Чикко Симонетта замыслил сесть на трон и сделаться властелином! Вы должны взять нашу сторону. Не допустим осуществления столь коварного замысла!

Но народ Милана не поверил ни единому слову Лудовико. Народ нутром почувствовал, что этот новый раздор может стать началом бесконечной гражданской войны, в которой он отказывался участвовать. Бона поняла, что фортуна ей улыбнулась и на этот раз. Она выслала к мятежникам своих гонцов. Ее приказ — сложить оружие и возвратить ей ту часть Милана, в которой они разбойничают.

Лудовико, Асканио и Сфорца Марии не оставалось ничего другого, как явиться с повинной к своей разгневанной невестке. Роберто Сансеверино, кондотьер, который, пожалуй, впервые в своей жизни совершил ошибку, встав не на сторону заведомого победителя, убежал, скрывшись в Асти. Убьетто дей Фьески, генуэзский мятежник, который попытался воспользоваться заговором братьев Сфорца, чтобы взять реванш за свое поражение в Генуе, был заточен в одну из башен миланского замка.

Оттавиано, младший из братьев, повел себя неосторожно:

— Как же так, братья? Неужели мы сдадимся на милость этой злобной шлюхи?! Ни за что на свете! Разве голос крови Сфорца не звучит больше в вас? Но я слышу его! Я предпочитаю пуститься в бега, как можно дальше от места позора. Составлю войско, с ним и вернусь. Умру, но герцогство отвоюю!

Напрасно Лудовико пытался внушить юноше, что в Италии эпохи Возрождения в гораздо большей цене терпение, настойчивость, интрига, нежели сила оружия. Оттавиано во главе небольшого отряда верных ему людей вскоре достиг берегов Адды. Как всегда весной, река вышла из своих скромных берегов.

— Я не боюсь воды! — прокричал Оттавиано, обращаясь к оробевшим солдатам.

Он изо всех сил пытался сыграть с достоинством роль юного бесстрашного кондотьера. Оттавиано начал переправляться через Адду вброд. Но бурный поток подхватил его. Пучина поглотила Оттавиано. Вместе с ним угасло и питавшее его чувство презрения к миру лжи и лицемерия. Он был, пожалуй, единственным из Сфорца, кто действительно презирал этот мир.

Казалось, уже никто не сможет противостоять всесильному Чикко Симонетте. Регентство Боны представлялось прочным как никогда. Народ показал, что не желает поддерживать мятежи. Внешние силы под воздействием целого ряда обстоятельств не обладали достаточным могуществом, чтобы подорвать режим власти в Миланском герцогстве. Все попытки подорвать господство Боны поддерживались исподтишка самой Венецией. Действительно, на границах с герцогством — в Бергамо и Брешии — венецианцы сконцентрировали свои войска. Но Венеция была чересчур обеспокоена шаткостью своего собственного внешнеполитического положения. Об этом свидетельствовал, в частности, отказ Венеции поддержать мятежи в герцогстве. Враги Венеции слишком сильны. Турки, уничтожив последний средиземноморский бастион Венеции, изматывают теперь ее силы в Албании и во Фриули. Король Франции Людовик XI, одержав победу над своим соперником Карлом Дерзким, судя по всему, вознамерился захватить итальянские житницы. Венеция осторожно приступила к подготовке обороны. Венеция сообщила миланскому послу следующее: «Необходимо, чтобы все мы проявили большую мудрость. В целях сохранения мира в Италии в том виде, как он уже сложился, следует памятовать о том, что нет больше с нами герцога Бургундского, а король Франции чересчур возвысился. Так что теперь на Италию наседают два дракона — турки и вышеупомянутый король. Они только и ждут, чтобы небеса преподнесли им удобный случай удовлетворить аппетит. Посему следовало бы держать их от Италии как можно дальше. Мы должны подражать природе, которая труднопроходимыми горами отделила их от нас».