Николай Асанов - Радиус взрыва неизвестен

Должно быть, у меня был весьма смешной вид, так как и начальник таможни и адвокат смотрели только на меня. С трудом стиснул я челюсти.

В это время Гордеев стремительно шагнул к картине, снял ее со стены и принялся разглядывать холст, раму, снова холст то с лица, то с изнанки. Положив картину на стол, где лежали квитанции, он вынул из кармана лупу, скальпель в кожаном футляре, осторожно поскоблил краску, уткнулся с лупой перед глазом в эту очищенную царапину, поднял картину, посмотрел на свет, будто что-то могло просвечивать сквозь старый загрунтованный холст, опять повесил портрет на место и снова затанцевал по комнате, ища какую-то ему лишь ведомую точку, чтобы окончательно рассмотреть этот «предмет искусства».

Теперь уже не только я, но и остальные внимательно наблюдали за манипуляциями Гордеева.

Он долго стоял на одном месте, заложив руки в карманы, словно бы глубоко задумавшись, потом вдруг сказал:

— Но это же Эль Греко!

Это были его первые слова. И прозвучали они подобно грому.

Даже начальник таможни, человек, которому, вероятно, были глубоко безразличны все художники мира, наслышанный о существовании такого мастера лишь после того, как к нему поступили материалы розыска, и тот не удержался, тихонько присвистнул, а затем решительно прошел к картине и встал перед нею, загораживая своей спиной от адвоката, представляющего интересы Адамса. Да и адвокат, все время стоявший перед ним с безразличным выражением лица, присущим людям этой профессии, вдруг вспыхнул, затоптался на месте, словно боялся, что любое его движение вызовет гнев таможенников, и только вытягивал шею, пытаясь, наконец, рассмотреть картину, ради которой находился здесь и на которую даже не взглянул.

Теперь и мне показалось, что удлиненные, изломанные линии композиции очень похожи на «почерк» Эль Греко, благодаря которому этот долгое время забытый художник вдруг стал мил сердцу современных модернистов и пережил вторую славу, еще более громкую, чем знал при жизни.

Гордеев быстрыми шагами прошел к картине, отстранил таможенника и снова снял ее со стены. Он исследовал обратную сторону холста. Таможенник, посапывая, вытянул шею и заглядывал через его плечо на черный от времени и пыли холст; адвокат, посучивая ножками, маленькими шажками приближался к ним, словно подкрадывался; да и меня притягивала эта власть времени, выраженная в словах: «Эль Греко!»

За огромным окном кабинета плыли синевато-серые облака; мачты и реи протыкали воздух, как протянутые вслепую руки, и не было там ни одного яркого блика, никакой солнечной синевы, что виделись нам только что в картине. Я невольно вспомнил тягостную жизнь художника-изгнанника, долго кочевавшего по миру в поисках пристанища. Грек по национальности, итальянец по образованию и по мыслям, он прибился в конце концов к мрачному испанскому двору, но не ужился и там. В Мадриде над всем владычествовала церковь, и хотя Эль Греко постепенно растерял и веселость сюжетов и живость красок, поддаваясь все больше и больше исступленным требованиям монахов, все-таки и церковь и король Филипп II были им недовольны. В конце концов он перебрался в Толедо, где еще сильна была оппозиция дворянства мрачному королю, но никогда уже не вернулся к радостным краскам, которые любил в молодости. Мир его последних картин аскетический, мучительный, темный. Однако же создал художник такие полотна, как «Мадонна Благородная», сделал же он и этот портрет; мне уже несомненным казалось авторство Эль Греко, схожими мнились линии и краски, и я все больше убеждал себя, что нахожусь воистину накануне крупного открытия.

Гордеев медленно повернулся к нам лицом, держа картину на вытянутых руках, и торжественно произнес:

— Видите светлое пятно? Это смыта марка музея… Частные владельцы редко ставили печати.

Адвокат сердито прошел к письменному столу, где лежала его раскрытая после предъявления документов и доверенности папка, и захлопнул ее.

— Акт будем составлять сразу? — скрипучим голосом спросил он.

Гордеев как будто очнулся, поднял голову, взглянул на нас, бережно поставил картину к стене.

— Нет. Сначала надо проделать рентгеновский анализ и созвать экспертов. Все это сделают в Москве.

— Что же я скажу моему доверителю?

Я резко ответил:

— Так и скажите, что картина краденая… До выяснения обстоятельств дела будет храниться как вещественное доказательство!