Николай Асанов - Радиус взрыва неизвестен

— Галина Сергеевна!..

Он задохнулся на мгновение. В левой руке что-то хрустнуло, потекла жидкость. Он ничего не заметил.

— Как? Зачем вы это сделали? Я бы сам приехал к вам по первому слову. Вы же знали, здесь опасно…

— Я так хотела вас видеть!.. — беспомощно прошелестел голос в трубке. — Вы придете?

— Да, да!..

Он хотел еще что-то сказать, но в трубке щелкнуло, послышался злой писк. Он опустил ее на рычаг, оглянулся на Лизу, соображая, поняла ли она разговор. Глаза ассистентки удивили его. Они были испуганны, сердиты, беспомощны. Она вскочила со стула и стояла перед ним, показывая на его руку.

— Что вы наделали!.. — Голос ее дрожал.

Он машинально взглянул на руку. В ладони лежали осколки раздавленной ампулы. Жидкость стекала с пальцев.

— Ах, черт! — благодушно сказал он. — Ничего, мы найдем копию штамма.

— О чем вы говорите? — с непонятным ужасом сказала Лиза. — Вымойте руки! Идите, я вам полью.

Он, улыбаясь, прошел к умывальнику. Лиза схватила бутыль с дезинфицирующей жидкостью. Она плеснула на пол в том месте, где только что стоял Староверов, затем вылила почти всю бутыль на его руки. Он все еще улыбался. Лиза смотрела на него так, как если бы он внезапно помешался у нее на глазах, а он не мог понять, что с нею происходит.

— Покажите руки! — властно приказала она.

Сквозь стекающую жидкость были видны царапины.

Он машинально присвистнул, как это делал Краснышев, когда волновался. Улыбка исчезла с лица, оно напряглось так, что Староверов почувствовал боль в скулах. Смыв жидкость водой, он внимательно осмотрел ладонь. Да, на ней были три царапины, незначительные, почти незаметные, но теперь он уже думал о них. Не вытирая рук, посмотрел в испуганное лицо Лизы, спросил:

— Где вакцина?

Лиза молча поставила на стол коробку с вакциной.

— Шприц!

Все дальнейшее происходило в полном молчании и с той торопливостью, которая, если не помогала, то хоть не оставляла времени для размышлений. Лиза прокипятила шприц, набрала вакцину, не ожидая, пока инструмент остынет, засучила на руке Староверова рукав и сделала укол. Он смотрел, как на месте укола выступила капелька крови, как она исчезала под ваткой со спиртом.

— Надо позвонить врачу, — сказала она.

— Успеется, — резко сказал он. — У меня в распоряжении не меньше двух часов.

— Я все равно позвоню.

— Хорошо, — вдруг почувствовав всю бессмысленность этого сопротивления, согласился он. — Но сейчас я уйду на несколько минут.

— Нет! — отрезала она. И раньше, чем он успел перехватить трубку, вызвала по телефону Ермакова.

Староверов вдруг почувствовал себя так, словно был загнанным зверем. Еще одно движение — и капкан щелкнет. Он действительно щелкнул. Лиза с трудом выговаривала слова:

— У нас произошло несчастье. Борис Петрович раздавил в руке ампулу с вирусом. Есть мелкие порезы. Сделали первый укол вакцины. Вирус проник в организм в двенадцать двадцать.

Староверов с интересом посмотрел на свои часы. Они показывали двенадцать двадцать пять. Галина Сергеевна позвонила в двенадцать двадцать. Несчастье произошло в двенадцать двадцать. Да, произошло несчастье. Что бы ни случилось дальше, несчастье уже произошло.

Лиза положила трубку. Глядя на Староверова суровыми глазами, словно обвиняя его во всем, что будет дальше, она сказала:

— Вас положат в кабинет врача. Сейчас придут санитары.

— А что, сам я уже не могу идти? — с насмешливым вызовом спросил он.

— Вы сами писали инструкцию, — напомнила Лиза.

Да, малоприятную для больных инструкцию он написал. Правда, тогда он не думал, что инструкция распространится и на него. Но она была правильной, эта самая инструкция. И нечего теперь негодовать на нее. Лиза отвела глаза в сторону, голос ее стал глухим:

— Я после дезинфекции схожу в гостиницу. Что сказать вашей знакомой?

Что сказать? Действительно, что говорят в этом случае? Привозят больного в клинику с работы. Звонят или пишут открытку: «Ваш муж заболел и помещен…» А в конце самое трудное: «До окончания инфекционного периода навещать больного запрещается в связи с опасностью распространения…» А как получившие эту открытку читают ее? Может быть, плачут? Может быть, относятся к ней как относились к «похоронной» во время войны? Инструкцию-то он написал, но даже не подумал, как к этой инструкции относятся те, кого она касается.