— Они бросили нас!
— Когда придет помощь, будет уже поздно!
— Сагунт погибнет прежде, чем римляне доплывут до Карфагена!
Долгое время продолжалось отчаяние собрания. Многие из сенаторов, не будучи в состоянии встать от слабости, молили богов послать им смерть, прежде чем они увидят погибель своего народа.
Казалось, будто Ганнибал уже стоял в дверях храма.
— Успокойтесь, сенаторы, — обратился к ним Алько, — вспомните, что за этими стенами собрался весь сагунтский народ. Если он увидит ваше горе, он падет духом, и еще сегодня мы станем рабами Ганнибала.
Спокойствие медленно возвращалось к старейшинам, и водворилась тишина. Все ожидали, что посоветуют Алько и Пруденций. И они заговорили.
— Ведь еще нечего думать о немедленной сдаче города? Не правда ли?
— Нечего! Нечего! — послышались негодующие голоса всего собрания.
— Поэтому, чтобы поддержать мужество, чтобы продолжить защиту еще на несколько дней, надо обманывать, внушать призрачную надежду сагунтинцам. Запасы истощены: защищающие город на стенах с оружием в руках доедают последних лошадей, еще бывших в городе; народ же гибнет от голода. Каждую ночь подбирают сотни трупов и переносят в Акрополь из боязни, что их съедят бродячие собаки, мучимые также голодом и превратившиеся вследствие того в свирепых, диких животных, нападающих даже на живых. Ходят слухи, что несколько иностранцев, живших в городе вместе с рабами и наемниками, собираются ночью у стен и питаются трупами убитых. Воды в городских цистернах осталось мало; ее приходилось брать с самого дна, где она уже смешана с глиной; но, несмотря на все это, в Сагунте никто не говорил о сдаче, а, напротив, о продолжении защиты. Все знают, что их ожидает в случае, если они попадут в руки Ганнибала.
— Я говорил с ним, — сказал Актеон. — Он неумолим. Если он вступит в Сагунт, мы все превратимся в его врагов.
По собранию пробежал рокот негодования.
— Лучше смерть! — кричали сенаторы.
И они быстро сговорились о том, что надо сказать народу. Все поклялись богами скрывать истину. Они хотели продолжать мучения в надежде, что помощь Рима прибудет вовремя. И, приняв такой вид, чтобы никто не догадывался об их отчаянии, сенаторы вышли из храма.
В народе быстро пустили весть, что послы отправились в Карфаген, чтобы не терять времени в лагере, и хлопотать о наказании Ганнибала. С минуты на минуту должны прибыть легионы, посланные Римом для поддержки сагунтинцев.
Народ принял это известие довольно холодно. Бедствие притупило его способность восторгаться. Кроме того, уже сколько раз пытались ободрить его надеждой на римлян. Теперь он изверился и уже не ожидал прибытия флота.
Актеон вмешался в народ, отыскивая Соннику. Он увидел ее, окруженную Лакаро и известной сагунтинской молодежью. Тут же и Евфобий улыбался ей, однако не подходил близко.
— Боги руководили тобой в твоем путешествии, Актеон, — сказал паразит. — У тебя вид лучше, чем у нас, остававшихся в городе. Видно, что ты хорошо питался.
— Но и ты, философ, не так исхудал, как другие, — ответил грек. — Кто тебя поддерживает?
— Моя беднота. Я так привык к голодовке во время изобилия, что теперь нужды почти не замечаю. Вот выгода быть философом-нищим!
— Не верь этому чудовищу, — с отвращением сказал Лакаро. — Он такой же варвар, как кельтиберийцы. Он обедает каждый день; за то его следовало бы распять среди Форума в назидание другим. Видели, как он бродил вместе с рабами около стен, отыскивая мертвые тела.
Грек с отвращением отошел от паразита.
— Не верь им, Актеон, — убеждал его Евфобий. — Им завидно моей нищенской умеренности, а прежде они меня за нее ругали. Голод — мой старый товарищ и меня щадит.
Все разошлись, и Актеон последовал за Сонникой в ее дом. Красавица жила почти одна. Многие из ее слуг умерли на стенах; другие погибли на улицах жертвами болезней. Некоторые, не будучи в состоянии переносить мучения голода, бежали к неприятелю. Два старых раба стояли в углу, между нагроможденными сундуками и богатой мебелью. Большие склады в нижнем этаже стояли пустые. Там поселилось несколько детей, проводивших целые часы в терпеливом ожидании, не выглянет ли из норы какая-нибудь крыса, чтобы броситься на нее, как на драгоценную добычу.
— А Ранто? — спросил Актеон у своей возлюбленной.
— Бедняжка! Я изредка вижу ее. Она не хочет жить здесь: когда я, ради ее безопасности, силой приказала удержать ее здесь, она убежала. Она сошла с ума, увидев труп своего возлюбленного. День и ночь она бродит вдоль стен, появляется на местах самых ожесточенных битв, проходя под дождем стрел, будто не замечая их. Ночью слышат, как она жалобно поет, оплакивая Эросиона, и не раз она приходила сюда в венках из цветов, растущих на стенах, и расспрашивала о своем Moпco, как будто он скрывался среди защитников. Народ думает, что она в сношениях с богами, смотрит на нее с почтением и расспрашивает ее о судьбе Сагунта.
Читать дальше