Юдора Уэлти - Дочь оптимиста

Они побрели через поле. Там уже было несколько десятков могил, одинаково утыканных неувядаемыми рождественскими букетиками из пластмассы.

— Ну как, все идут куда надо? — громко спросила мисс Теннисон, обводя глазами толпу, топчущую молодую травку. — Помогите-ка кто-нибудь Тому Фаррису дойти до участка.

Издали был виден навес, воздвигнутый над местом для могилы; ее, как нарочно, вырыли в самом дальнем углу кладбища. Когда стали подходить ближе, вдруг разом захлопали крылья и отовсюду, как с пашни, поднялись стаи птиц, они летели с промежутками, повторяя очертания поля, словно старой карты, на которой еще делают новые знаки, но в полете карта смялась, скомкалась.

Мистер Питтс уже опять стоял в ожидании под навесом. Семья заняла заранее приготовленные места. Справа от Лоурел сидела Фэй, жеманно прижав к щеке руку в черной перчатке. Гроб, стоящий над вырытой могилой, теперь был на уровне их глаз.

Мисс Теннисон, сидя, как и прежде, слева от Лоурел, прошептала ей на ухо:

— Оглянись-ка. Школьный оркестр. Еще бы им здесь не быть! И эти трубы, их гордость, и эту форму — все дал им Клинт, видишь, как щеголяют! Ну-ка передайте им, чтобы не зевали. Иначе они никогда не начнут играть.

Под навесом мистера Питтса Лоурел чувствовала острый запах цветов, оживших на свежем воздухе, и сырой запах могильной глины. Их стулья были установлены на фисташковой, лишенной запаха нейлоновой травке мистера Питтса. Но все же и эта травка отзывалась, как и все кругом, дрожью на дрожь земли под ногами; новое кладбище шло вдоль самой обочины новой автострады.

Доктор Болт занял свое место и произнес надгробное напутствие. И опять Лоурел не уловила ни одного слова из его речи. Пожалуй, она не услышала даже школьного оркестра. Шум с дороги накатывал на нее, как вздымающиеся и опадающие волны вечного океанского прибоя. Они оглушали ее, как горе. Блеск ветровых стекол вспышками света дробился в ее слезах. Но вот рядом с ней черная рука Фэй соскользнула со щеки — пригладить волосы. Все было кончено.

— Должна сказать вам, Лоурел, что похороны вышли чудесные, — сказала Дот Даггет, как только все поднялись и доктор Болт прошел мимо, пожимая руки всей семье. — Я видела всех, кого знаю, всех знакомых. Весь старый Маунт-Салюс был представлен полностью.

Дот смотрела на Лоурел глазами старой киноактрисы. Она послала воздушный поцелуй всем остальным и попрощалась, нарочно не замечая мисс Теннисон Баллок.

Первыми сорвались с места оркестранты. Красные с золотом, они понеслись по траве к своему старому драндулету. Венделл мчался за ними по пятам. На дороге он отыскал свой грузовичок, забрался в кузов и бросился на пол ничком, раскинув руки.

Остальные двигались медленнее.

— Кто-нибудь помогите старому Тому Фаррису, — сказала мисс Теннисон.

Лоурел пропустила их вперед и попала прямо в объятия Миссури. Не успели они отойти, как снова на землю опустились птицы — это были скворцы. Подпрыгивая и приплясывая, они ворошили землю желтыми весенними клювами.

Огонь в гостиной, смилостивившись, угас. Миссури с мисс Теннисон расставили по местам кресла в обеих комнатах и в столовой, а подружки, все вместе, успели завести часы над камином, поставить стрелки — было всего десять минут первого — и раскачать маятник.

Из столовой донесся протяжный стон мисс Теннисон Баллок, такой стон всегда означал, что блюдо удалось на славу, это было суфле из цыпленка ее собственного изготовления. Она позвала всех в столовую.

Фэй глазела на накрытый стол, а мисс Теннисон, Тиш и несколько подружек расставляли тарелки и блюда. Миссури снова надела передник, но кладбищенская глина все еще липла к ее подошвам. Она внесла большой кофейник и, поглядевшись в его блестящий бок, подняла к Лоурел улыбающееся лицо.

— Смотри! — сказала она тихонько. — Дом наш стал совсем как в прежние времена. Как в прежние времена!

— Вы уже видели? Вот он, виргинский окорок! — сообщила Лоурел жена пастора таким тоном, словно все шло как надо; она протянула Лоурел крекер с маленьким красным ломтиком и заторопилась к своему супругу.

Как только она исчезла за дверью, майор Баллок внес в столовую серебряный поднос — на нем стояли несколько бутылок и кувшин, окруженный серебряными кубками и высокими стаканами.

— Ванда-Фэй, тут у тебя столько добра, что одинокой женщине на весь век хватит, — сказал Буба Чизом, держа обеими руками сандвич с ветчиной.

— По-моему, все сошло очень прилично, — сказала Фэй.