Алексей Кузьмин - Солнце и Снег

- Держаться, держаться!

Они держались. Никто не сдавался. Бежать было некуда.

Остатки береговой обороны. Бетонные доты, орудийные площадки. Домики на бетонном основании. Под домиками - старые бункеры, в них хранится картошка. Городские девушки - саженного роста, морская кровь в десятом поколении. Корабли в гавани. Флаги. Почему-то желто-синие. Еще раз Россия теряет Севастополь. Хорошо, без крови. Ей здесь и так полит каждый метр земли.

Саламандра с Сашкой садятся в троллейбус. Двигатель ревет на крутом подъеме. Есть разные города. На курортах гораздо веселей. Но без таких мест тоже нельзя. Сашка смотрит на корабли. Да, на курортах он пропадет. А здесь он сможет терпеть.

Нахимовское училище. Окраина города. Берег моря. У Горлума еще нет паспорта. Есть свидетельство о рождении. Саламандра заполняет документы. Бритый наголо Сашка. Ком стоит в горле. Саламандра плачет. Сашка по-мужски утешает ее.

Сашка уходит.

- Пиши, не забывай!

Саламандра медленно спускается по парадной лестнице.

Серый туман, серое море, моряки. Нахимовцы в форме. Дождь, холодный ветер. Никогда еще на душе у Саламандры не было так паскудно. Ей улыбаются. Она глотает слезы. Она опять одна.

Саламандра пришла домой глубокой ночью.

- Как доехала? - Галина не на шутку тревожилась за нее.

- На частнике. Устала. Замерзла совсем. Весь день на ногах.

- А Ван сегодня был в Ялте, вина купил.

- Хорошо бы.

Галина приготовила глинтвейн по особому рецепту, с пряностями и медом, лимонным соком.

Ван ласково щурится, глядя на лампу через стекло фужера.

Саламандра удерживает льющую руку:

- Плесни побольше!

Лунин довольно улыбается.

Гном пальчиком останавливает разливающую Галину:

- Генук!

- Гена, это можно, традиционный рецепт!

- Достаточно, данке зер.

В комнате пахнет пряностями и горячим вином.

“Вечер догорает медленнее, чем всегда”.

Глава 41

Акико выходит из леса. Блинов проявляет себя с самой лучшей стороны. “Этого никто не ожидал”.

Акико проснулась еще затемно. Ее разбудил пробравшийся в палатку жуткий холод. Под утро в печке кончилось горючее, и воздух в палатке выстудился, в тонкой печной трубе гудел ледяной ветер. Вся палатка изнутри покрылась слоем инея, иней лежал даже на спальнике. Акико закоченела так, что не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. С огромным трудом она вытащила из-под себя руку и расстегнула “молнию”. В палатке было темно. Акико села, обмоталась спальником и начала дрожать. Через некоторое время к рукам вернулась чувствительность. Акико зажгла электрический фонарик, взглянула на часы. Было около семи утра. О дровах надо было заботиться заранее - теперь о горячем кофе не могло быть и речи. Акико разорвала пакетик с лапшой, откусила всухомятку, заставила себя прожевать это и проглотить.

Демонтаж палатки заставил ее прилично потратить силы, но теплее от этого не стало. Собрав рюкзак, Акико двинулась в сторону деревни.

Надо сказать, что Акико сильно заблуждалась, считая, что цивилизация не затронула этот участок подмосковного леса. Совсем недалеко, в пяти километрах к северо - западу, располагалась межрайонная база сельхозмеханизации, имевшая свою котельную и насосную станцию. Ночью на насосной станции произошла течь, и дежуривший рабочий Панфилыч всю смену откачивал кипяток прямо в лес. Горячая вода протопила себе путь в засыпанной снегом канаве, и бодро лилась среди замерзших болот в направлении Клязминского водохранилища.

Отойдя всего несколько шагов от места ночевки, Акико едва не по пояс ухнула в весело струящийся поток.

Такого Акико не ожидала. Вода залилась в ботинки, промокли куртка и джинсы. Акико стала терять контроль за ситуацией.

Дорога до деревни показалась ей вдвое длиннее. У Акико зуб на зуб не попадал, поясница заледенела, ног она не чувствовала совсем. В сумраке утра Акико несколько раз падала, вся вывалялась в снегу. Пока Акико дошла, она замерзла почти насмерть. Голова кружилась, глаза застилала пелена.

Из кузницы доносился шум работы, труба над банькой дымилась. Акико еще раз упала, но близость цели придала ей сил. Несколько шагов - и она взялась за ручку двери.

- Если меня прогонят, я убью этого человека, - мелькнуло у нее в голове.

В этот день Блинов был на хозяйстве один. Он с раннего утра затопил печь в баньке, пока она топилась, вновь вернулся к булату. Он разогрел заготовку, начал ковать и вытягивать железо. От работы стало жарко, он разделся до пояса, поудобнее перехватил волосы ремешком.