Рене Баржавель - Дни мира

Во вторник 29 декабря, после обеда, господину Уиндону позвонил сэр Генри Ферре, английский дипломат из парижского посольства. Он должен был этим вечером сесть на поезд, идущий в Рим. И господин Уиндон отправил к нему Томаса с крупной суммой английских и итальянских денег.

Томасу показалось, что этого человека однажды упоминала его мать, когда рассказывала ему об Ирландии и острове. Но он знал, что эта фамилия весьма обычна для англичан.

Дипломат жил на первом этаже гостиницы на улице Сен-Гийом в пригороде Сен-Жермен. Чтобы попасть туда, Томасу нужно было пересечь Сите и Латинский квартал. Его фиакр был остановлен на перекрестке с улицей Сен-Мишель заслоном полицейских, пытавшихся разогнать демонстрацию усачей в серых плащах и шляпах-котелках. Порывистый ветер, швырявший пригоршни снега в лицо противников, заметно охлаждал их пыл.

Томас выглянул в окошко и принялся расспрашивать кучера, завернувшегося в меховую накидку. Чтобы защитить от холода уши, кучер обмотал голову под цилиндром толстым шарфом, оставлявшим открытыми только глаза и усы, а поэтому ничего не слышал. Томасу пришлось кричать, чтобы повторить свой вопрос. Кучер ответил, тоже очень громко:

— Это студенты-медики, мсье!.. Они сражаются уже три дня!.. — И почему? — Они протестуют, мсье… — Против чего они протестуют? — Говорят, что должна начаться реформа образования, и это дело им не нравится… Но они ничего не добьются, кроме бронхита… Лучше бы изучали, как его лечить!.. А я вот-вот подхвачу его, разъезжая по городу в такую погоду!.. Но, Базиль, трогай! Потянув за вожжи, он развернулся и двинулся к улице Сент-Андредез-Ар, по которой собирался объехать место военных действий. Но сразу же оказался в мешанине остановившихся повозок, вплотную к огромной телеге угольщика, в которую были запряжены сразу четыре лошади. Двое мужчин в блестящих черных плащах снимали с телеги мешки с угольными брикетами.

В конце концов фиакр должен был проехать сначала набережной, а затем улицей Сен-Пер. До улицы Сен-Гийом фиакр добрался вместе с опустившимися сумерками. Пока Томас звонил у входа в гостиницу, кучер стряхнул с себя снег и спустился с облучка, чтобы зажечь фонари.

Кабинет сэра Генри Ферре находился в комнате в виде ротонды, на одном уровне с небольшим садиком, освещенным меланхоличным фонарем, спрятанным в чудом уцелевшую листву. Через два доходивших до пола больших окна Томас разглядел жемчужные струи фонтана и белизну мраморной статуи, на которой лежал такой же белый снег.

В комнате теплый свет электрической люстры и нескольких бра заставлял сверкать золотые рамки картин и медные детали мебели, дружелюбно лаская розовые щеки сэра Генри Ферре, его шевелюру и аккуратно подстриженную светлую бородку, слегка тронутую сединой.

Дипломат, сидевший за письменным столом в стиле Людовика XVI, укладывал бумаги в небольшой чемоданчик. Он встретил Томаса любезной фразой.

Томас, которого слуга освободил от мокрых шляпы и плаща, неловко пытался найти место для своего также мокрого портфеля. Наконец он открыл его, держа на левом предплечье, и извлек из него две пачки банкнот, английских и итальянских. Но в этом положении он не мог пересчитать деньги.

Дипломат улыбнулся и указал ему на обитый тканью стул.

— Воспользуйтесь этим стулом… Томас смог пересчитать деньги, перекладывая их на стол; потом протянул расписку сэру Генри Ферре, чтобы тот подписал ее. Освобождая место для бумаги, ему пришлось немного отодвинуть в сторону фотографию в серебряной рамке, стоявшую рядом с чернильницей. Томас не смог удержаться, чтобы не взглянуть на снимок светло-коричневого цвета. На нем была изображена немолодая женщина с удлиненным лицом, сидевшая в позе амазонки на высокой светлой лошади.

Забирая расписку с подписью сэра Генри Ферре, Томас спросил его с тем спокойствием, которое может быть вызвано юностью или хорошим воспитанием человека, решившего проявить нескромность. Он задал вопрос на английском, что ему показалось более корректным в данной ситуации.

— Позвольте спросить вас, сэр, вы родом не из Донегола? — Да, это так, — с удивлением ответил дипломат. — И на этой фотографии можно видеть леди Августу Ферре? — Совершенно правильно!.. Вы поражаете меня… Откуда знаете ее? — У нас дома была такая же фотография, сэр. Леди Августа — это моя тетушка, или, скорее, моя двоюродная бабушка. — Это невероятно! Леди Августа — это моя мать!.. Значит, мы кузены? Но с какой стороны? По какой линии? — Моя мама — дочь сэра Джона Грина, сэр. Генри Ферре вскочил. Его розовая физиономия побледнела. Он вспомнил свою юность, и эти воспоминания потрясли его. Каникулы в Ирландии, остров, пять дочерей сэра Джона Грина…