Ольга Шумяцкая - ...И другие глупости

Между тем Мура кокетливо потрогала Ковбоя пальчиками за массивное плечо и повела в подвальчик. Мы короткими перебежками двинулись за ними. Подвальчик оказался довольно мерзким кафе со странной системой обслуживания. Там прямо на столах лежали всякие плюшки, пирожные, бутерброды с «Докторской» колбасой, стояли кофейники с кофе и чайники с чаем. Можно было садиться и сразу приступать к приему пищи. Потом подходила официантка, оглядывала стол, вычисляла, кто сколько съел, и выписывала счет. Счет обычно шел не в пользу клиента. Мурка усадила Ковбоя в угол и заботливо налила ему чашку кофе. Мы вздрогнули, потому что ни разу в жизни не видели, чтобы Мура кому-то наливала чашку кофе. Даже Лесной Брат и тот за десять лет совместной жизни не дождался от нее стакана воды.

— Плохо дело! — сказала я Мышке. — Надо Мурку спасать.

— Плохо! — согласилась Мышка. — Может, я на что сгожусь?

— Может, и сгодишься. Надо Ковбоя дискредитировать в глазах Мурки. Ну, чтобы она в нем разочаровалась.

— Я чтобы разочаровалась не могу, я его совсем не знаю. Я отбить могу! — хвастливо заявила Мышка.

— Это одно и то же, — махнула я рукой. — Сейчас подойдешь к нему независимой походкой и изящно обопрешься о плечо.

Мышка смотрит на меня несчастными глазами. Она до смерти боится Мурку. Еще она до смерти боится Ковбоев и мужчин внушительных габаритов. Не внушительных, впрочем, тоже. История с Оленем начисто отбила у нее интерес к тактильным контактам с представителями противоположного пола. А вся ее бравада — хвастовство чистой воды. Она даже с Джигитом прекратила сеансы синхронного плавания. Теперь они участвуют в индивидуальных заплывах. И куда заплывает Джигит — бог весть.

— Вот так, Мыта! — назидательно говорю я. — Хвастать не надо, ладно? Опасается она тебя! Как же!

Между тем наша парочка сидит в углу и перешептывается. Мура клонит голову долу и однажды даже кладет ее на плечо Ковбою. Потом Ковбой встает, треплет ее толстой лапой по кирпичной щеке, шепчет что-то вроде «Oh, darling!» и удаляется в сторону туалета. Мурка хватает со стола плюшку и начинает жевать. В моменты наибольшей опасности на нее нападет чудовищный жор. Тем более что дома ей поесть обычно не удается. Мурка осыпается на сахарную пудру кусками штукатурки, зовет официантку, запихивает в рот остатки булки и встает. Тут подтягивается Ковбой и ловко подает ей куртку.

— Два кофе и булочка, — говорит официантка и смотрит на Ковбоя.

Ковбой слегка бледнеет, как будто его присыпают той самой сахарной пудрой, на которую осыпалась лучшая часть Мурки.

— Йа нэ йесть булотшка, — лепечет Ковбой.

— Йесть, йесть! — говорит официантка, думая, что изъясняется на чистом английском языке.

— Это я съела, дарлинг! — Мурка кокетливо прислоняется к Ковбою и облизывает губы.

— Йа думат ты ужье ждат в джи-и-ип! — недовольно произносит Ковбой, вытаскивает из кармана груду мелочи и начинает отсчитывать за кофе с булкой.

— Жа-а-адный! — шепчет Мышка мне в ухо, как давеча Мурка про Оленя.

На улице Мурка подтаскивает Ковбоя к джипу, и Мышка сразу веселеет.

— Смотри, сейчас ей будет стыдно! — говорит она и радостно потирает тощие ладошки.

Тот факт, что Муркина попа не всегда корреспондируется с Муркиной машиной, всегда вселяет в Мышку большую надежду на Муркин позор. Но тут надо знать нашу Муру. Ковбой с повадкой хорошо дрессированного пуделя подбегает к Мурке сзади, натренированным движением хватает ее за попу, сует в машину, резво забегает с другой стороны и плюхается на пассажирское место. Видно, что все это ему не впервой. Мурка трогается с места. Что ни говори, а ей никогда не бывает стыдно.

— Увез нашу Мурыньку! Увез нашу девоньку! Ирод проклятый! — по-старушечьи причитает Мышка.

— Мыш, а как ты думаешь, куда они поехали?

— Не знаю, — отвечает Мышка. — Наверное, в… номера.

Вот в этом вся Мышка. Если дело касается межличностных половых отношений, она начинает заворачивать витиеватые коленца. Так сказать, деликатничает. Нет, чтобы прямо сказать — потащил в гостиницу. Она — в номера. Нет, чтобы сказать — классный мужик, пальто подал, вежливый, наверное, запал на меня! Она — вон тот господин приятной наружности оказал мне некий знак внимания, который может иметь непредсказуемые последствия. Тургеневская барышня пенсионного возраста. Однажды я засекла Мышку, когда она тайком переписывала себе в тетрадочку цитатки то ли из Тургенева, то ли из Жорж Санд и при этом шевелила губками, заучивая наизусть особо полюбившиеся места. Мышка была тут же пристыжена и долго ныла в том смысле, что, мол, ну, Мопс, ну, я просто так, для пополнения пошатнувшегося образования!