Себастьян Фолкс - И пели птицы… [litres]

– Я с удовольствием провожу вечера в концертах, – скромно сообщил Азер, – однако назвать себя меломаном не решился бы. Я просто…

– Глупости. Музыка – демократический вид искусства. Не нужны ни деньги, чтобы покупать ее, ни образование, чтобы изучать. Требуется всего лишь пара вот этих приспособлений. – Берар взялся руками за свои большие розовые уши и подергал их. – Ушей. Дарованных вам при рождении Богом. Не стоит стесняться своих предпочтений, Азер. Грех ложной скромности приводит лишь к торжеству низкого вкуса.

Берар откинулся на спинку кресла и покосился на уже открытое окно. Похоже, легкий сквозняк испортил ему удовольствие от сентенции, якобы им и сочиненной.

– Однако простите меня, Рене, – сказал он. – Я перебил вас.

Но Азер уже возился с черной вересковой трубкой, уминая в ней пальцами табак и шумно всасывая через нее воздух. Добившись потребного результата, он чиркнул спичкой, и миг спустя голубая спираль дыма завилась вокруг его лысой головы. В молчании, наступившем перед тем как он ответил другу, все услышали щебет певших в парке птиц.

– Патриотические песни, – произнес Азер. – Вот к чему я питаю особенное пристрастие. Оркестры, игравшие «Марсельезу», когда наша армия уходила сражаться с пруссаками, и тысячи голосов, сливавшихся в единый хор. Какой это был, наверное, день!

– Но, если вы простите мне такие слова, – сказал Берар, – это пример практического применения музыки – попытка возбудить в солдатах боевой дух. Между тем любое искусство, используемое для достижения целей практических, утрачивает присущую ему чистоту. Разве я не прав, мадам Азер?

– Полагаю, что правы, месье. А что думает об этом месье Рейсфорд?

Оцепеневший на миг от ее вопроса, Стивен взглянул на мадам Азер, и глаза их впервые встретились.

– У меня нет на этот счет никакого мнения, мадам, – быстро совладав с собой, ответил он. – Полагаю, впрочем, что если песня трогает сердце человека, она уже хороша.

Берар выбросил вперед руку.

– Капельку коньяку, Азер, – сказал он. – Спасибо. Ну-с. Я собираюсь проделать нечто, способное выставить меня дураком и внушить вам недобрые мысли на мой счет.

Мадам Берар недоверчиво хохотнула.

– Я собираюсь спеть. Да, и отговорить меня вам не удастся. Я намереваюсь спеть песенку, которая была весьма популярной в дни моего детства, а дни эти, смею вас уверить, миновали давным-давно.

Более всего аудиторию удивила быстрота, с какой Берар, сделав свое заявление, приступил к исполнению песни.

Вот только что они вели чинную послеобеденную беседу и вдруг он обратил их в беспомощных слушателей, склонившись вперед в кресле, упершись локтями в стол и запев заливистым баритоном.

Берар неотрывно смотрел на сидевшую напротив него мадам Азер. Она же, не в силах выдерживать его взгляд, потупилась, уставившись в тарелку. Неудобство, ею испытываемое, Берара ничуть не смущало. Азер покручивал в пальцах трубку, Стивен изучал поверх головы певуна стену. Мадам Берар с горделивой улыбкой взирала на мужа, дарившего песню хозяевам дома. Мадам Азер, покраснев, поерзывала в кресле под немигающим взглядом Берара.

Когда Берар поводил подбородком, подчеркивая особенно трогательные места, складки на его шее вздрагивали. То была чувствительная баллада, описывающая различные периоды жизни мужчины. Припев ее был таким: «Я был тогда молод, так зеленела листва, / А ныне окончена жатва и лодочка уплыла».

Завершив очередной куплет, Берар выдерживал эффектную паузу, и Стивен позволял себе быстро взглянуть на него – все, закончил? На миг в жаркой столовой повисала совершенная тишина, но за нею следовал новый глубокий вдох и новый куплет.

Исполняя песню, Берар слегка покручивал головой, голос его крепчал от все возраставшего воодушевления, однако взгляд налитых кровью глаз ни на миг не отрывался от лица мадам Азер, как будто голова Берара могла вращаться только на оси этого взгляда. Она же, сделав, по-видимому, усилие над собой, успокоилась и сидела неподвижно, терпеливо снося нескромность его пристального внимания.

– «…и лодочка уплыла-а-а». Ну вот, – сказал он, – выставил, как и обещал, себя дураком.

Все наперебой принялись уверять его, что, напротив, песня была великолепна.

– У папы такой красивый голос, – сказала, зарумянившись от гордости, мадам Берар.

Лицо мадам Азер также зарделось, хоть и от иного чувства. Азер изображал веселье. Стивен чувствовал, как по спине стекает из-под воротника струйка пота. Один лишь Берар никакого стеснения не испытывал.